Оказалось, у Санди сохранилось больше здравого смысла, чем у него. Наверное, потому, что думал шут не о себе. Друг детства сдернул короля с седла и потащил прочь, петляя между деревьями, прыгая с кочки на кочку. Денхольм пробовал сопротивляться, пробовал драться и цепляться за тонкие стволы — бесполезно. Силы не хватило. Научил на свою голову…
Удалось лишь пару раз оглянуться. Оглянуться, чтобы увидеть, как колотит сапогами бока своего коня Эйви-Эйви, как несется, размахивая руками к рорэдримам, выкрикивая гортанные слова горного наречия… И почему-то запоздало врывается в сознание то, что воины попросту арестуют старика после разгрома Пустоглазых… Заставят отвечать — за чужие грехи. За поспешное бегство. Что тут думать! Разве бегут невиновные?!
А они бежали. И меч, бесполезное напоминание о воинской чести, безжизненно болтался за спиной, колотя в лопатки. Добрый меч, прикрывший спину труса!
Вернуться, принять бой! У него в запасе есть заклинание!
Но всполошившаяся память хлестнула по рассудку: опомнись! Рядом с проводником опасно сорить заклинаниями!
Рвется назад душа. Объяснить, рассказать! Скинуть маску до конца — до Короны! Но разум шепчет: нельзя, потом не отпустят! Обратно в столицу с почетом проводят! Ведь не скажешь, куда идешь, зачем — одних спугнешь, других взбудоражишь, а там и война свой беззубый рот оскалит! А еще останавливали — глаза Эйви-Эйви, бесцветные и тусклые, но так хорошо умеющие выражать презрение и издевку! Король, говоришь? Богатенький знатненький мальчик, захотевший поиграть в приключения! Ради прихоти рисковавший столькими жизнями! Дурь в заднице заиграла!
Нет, только не это, они слишком много прошли вместе, чтобы так…
Нет, лучше уж ТАК, но не дать ему погибнуть, спасти от петли, от арбалетных стрел без суда, без приказа — по закону военного времени!
Метнулся обратно, упал, чтоб вперед не бежать, — Санди потащил. По земле, по грязи хлюпающей болотной — не отпуская, рискуя кисть оторвать. Пока сам не упал, захлебываясь рыданиями…
— Санди, почему?!
— Мы слишком часто нарушали его приказы и не следовали советам! И каждый раз попадали в беду! — Вой на грани нервного срыва.
— Тогда почему остановился?! — не его крик, крик шальной истерики.
— Мы слишком часто уходили, его не дождавшись…
— И всякий раз попадали в беду, — тихо вздохнул король, оттирая грязь вперемешку с потом. — Он обещал догнать. Подождем…
— Подождем, — слабым эхом откликнулся шут и разрыдался.
— Надо развести костер…
— Надо…
— И перекусить…
— Надо…
Они прождали проводника три дня. Три долгих дня. С тремя божественными именами: Надежда, Беспокойство, Отчаяние. Три священных дня — обряд перед принятием Решения.
— Надо что-то делать, Санди…
— Надо…
— Вернемся?
— Мы не можем, братец. Я потерял дорогу…
— А следы?
— Болото следов не оставляет.
— Тогда пойдем вперед.
— Вперед — это куда?
— Какая разница! Главное — идти. Смотри, там вроде горы… Сторожевые, а он хотел провести нас под Горой…
— Идем туда…
Они пошли. Спотыкаясь и падая, грызя себе души за позорное бегство, за невозможность прийти на помощь к человеку, который никогда не оставлял в беде… Экономя продукты, бездумно тратя силы, изнывая от мошки и почти не замечая, что ноги проваливаются все глубже и глубже в топкую жижу…
Трясина… Когда осознаешь наконец смысл этого слова, слишком поздно искать местечко посуше. Слишком поздно трястись заполошным ужасом мучительной смерти.
— Надо опять связать ветки! — гулко зашептал шут, словно боялся расплескать, потревожить открывшуюся перед ними пропасть, полную торфяного смрада.
— Какие ветки? — обреченно спросил король.
— Поздно, слишком поздно спохватились, милые! — захохотало болото. — Мои вы, с ног до головы — мои! Думать поздно, дышать поздно… Зачем, зачем?! Там, под темными водами — покой, покой! Нет пути назад, пропустило, обмануло, завлекло! Там — тоже топь, топь, топь…
— Итани! — неожиданно звонко крикнул король, вспоминая старицу Эрины. — Именем Итани пропусти!
— 3-з-з-замолчи! — змеей зашипело болото, дернулось, будто ужалить хотело, закачало, затрясло клочок мха под ногами. — Не с-с-с-смей! 3-з-з-з-з-злое имя, с-с-с-серое! С-с-с-ссерый Витязь в плащ-щ-щ-щ-ще из тумана! Молния в руках, рубит, крош-ш-ш-шит! Из-з-зувечил, ус-с-смирил, с-с-сволочь! Поз-з-зор-р-р-р!
И тогда король обнажил меч:
— Молния в руках, говоришь?! Ну так я, Потомок Итани Серого, пришел завершить начатое! Добить недобитое! — и ударил по грязной воде.
Серебристый клинок поймал луч полуденного жаркого солнца, прорезал топкую гладь, словно кусок пудинга полоснул. Еще раз, удар за ударом, а губы уже сами шепчут заклинание, пуская его по мечу, пусть Воздуха, не Воды, но по болоту — памятью о божественном предке!
Никогда не забыть ему этот вой — боли, злобы, смерти. Пляску разъяренного раненого чудища, вскидывающего лапы в бессильном желании достать, стереть в щепоть грязи, скрутить, как обрывок корней… Взбесившаяся земля рвется из-под ног, а он одной рукой удерживает потерявшего сознание Санди, а другой рубит, рубит, рубит…
Тишина.
Как это сложно — одновременно любить и бояться простого слова, несущего покой: «тишина»… Слова, равнозначного приговору… топору палача… последнему глотку жизни.
Тишина.
И стук перегревшегося сердца, гул лопающихся артерий, хруст рвущихся жил…
Это ты, Йоттей? Посидим, поболтаем о Вечности? Прости, я сделал все, чтоб не попасть к тебе как можно дольше…
Временами король приходил в себя, но реальность не баловала его разнообразием. Прыгающая земля. Вспотевшая спина. Проклятый акинак, впивающийся в ребра. Сопение Санди, ругательства, раздирающие небо…
А потом — горький отвар и снова тишина…
Знакомый отвар, такие варил Эйви-Эйви. Недолгое просветление памяти, успокоившийся рассудок… Мир, переставший вертеться перед воспаленными глазами… Нет, проводника с ними нет… Только шут, упрямо, как умеет он один, несущий своего «куманька»… Полутвердая земля под грязными сапогами…
Тишина. Темнота.
Йоркхельд. Он идет рядом по колено в траве изумительного оттенка и улыбается, напевая нехитрый мотивчик. Тебе хочется петь, брат… А мне почему-то хочется плакать…
Я сделаю все, чтобы отомстить за тебя, брат. Я вырвусь из этой темноты. И тишины.
Я отомщу, ослабляя твои Путы в Небытие. А там Йоттей сдержит слово. Знаешь, он ведь мне обещал! Быть на короткой ноге с Самой Смертью — в этом есть свои выгоды, правда?
