Наутро он седлал коня — совершенно седой, измученный витязь с опустошенными глазами. Он не мог рисковать жизнью любимой. Он не мог рисковать честью друга. Его жена не была изменницей. И гном не был лжецом…
Он ехал умирать.
Он ехал в Вендейр, Зону Пустоты.
Король ехал в Вендейр, Зону Пустоты.
Король ехал умирать…
Мягкие фиолетовые хлопья упали на окровавленную душу пушистым покрывалом. Обвили за одну ночь состарившееся тело, выжимая, выдавливая гной чужой тоски, яд чужого отчаяния. И тело извивалось от жгучей боли, горел бок, во рту полыхал пожар нестерпимой горечи. Короля рвало. Рвало чужими воспоминаниями. Рвало проклятием старого дома, жаждущего новых жертв былого преступления. Он бредил и метался, его била лихорадка… Не чужая, своя собственная!
И с рассветом жар отпустил…
Король открыл глаза. И поначалу не поверил, что открыл глаза именно он, Денхольм II, король Священной Элроны. Но сознание держалось твердо, видений не возникало. Хотя по-прежнему горел бок… Нет, не бок. Чуть ниже, где-то в области бедра…
Денхольм повернул голову. Неужели опять наваждение? Откуда сено?! Очень старое, подгнившее сено щекотало щеку. Король чихнул.
Он был на сеновале. А рядом стонал и ворочался окровавленный Санди…
— Что с тобою, друг?!
— А, господин, очнулся? — нагловато-насмешливый голос вывернул наизнанку всю душу.
— Эйви-Эйви! Ты здесь… Кто его так, проводник?
— Вы, господин. А он — вас.
Неглубокая, но болезненная рана в бедре. В том самом месте, куда ранил гнома мерзавец Горт. И у Санди: рана в плече, распорот левый бок…
Светлые Боги! Еще немного, и он убил бы лучшего друга!
— Мало того, — кивнул Эй-Эй, словно подслушал мысли, — Дом не отпустил бы живым и вас, подведя к той черте отчаяния, за которой жизнь теряет всякую цену.
— Но ты! Ты ведь был — там! Ты — Наместник Рорэдола!
— Не награждай меня чужими титулами, хозяин, — протестующе вскинул руку Эйви-Эйви. — Я был в Доме, Дом принял меня в игру. На ваше счастье, я успел вовремя. И сохранил тот порошок из семян дерева Хойша, которым однажды меня обсыпал щедрый Санди. Ведь вас было двое, вы бились, а значит, Дом мог и отсрочить явление Наместника, чтобы узреть наконец победителя…
— У него было твое лицо, — покачал головой король.
— Дом меня помнит, — скривил губы Эй-Эй. — Слишком хорошо помнит. До вас я был единственным, ушедшим живым с рассветом…
— Дом тебя отпустил?!
— Я — Проводник, — печально, даже скорбно, пояснил старик. — Я привык к чужому горю, моя работа — забирать страдания и укладывать на полочки души. Я впитал боль Дома, но не отравился. Я унес ее с собой и показал Наместнику Гроххельду с просьбой уничтожить Дом-убийцу, опутать место сетью охранных заклинаний. Наместник не послушал, лишь заколотил, запретив паломничество к Дому легенды Рорэдола. А ведь Дом успел убить десяток отважных воинов, даря правду в обмен на жизнь… Жаль, что я сам не решился сжечь проклятый Дом!
— Жаль?
— Наместник, узнав, что гном солгал, сам себя запер в Башне Смерти вместо дочери… Теперь в Рорэдоле именем короля правит Элькасл.
Проводник раскурил трубку, сменил пропитанные целебным настоем повязки на ранах Санди, снова уселся, поджав ноги.
— А ведь это было недавно, а, Эйви-Эйви? — неожиданно понял король.
— Да, господин, не очень давно. Лет восемь, а может, и меньше…
— И ты знал Великого Мечника Хальдейма?
— Можно и так сказать, господин. Плохо, но знал. Ради любви он нарушил воинский обет и надеялся построить счастье на обломках чести. Он был глуп…
— Это ты провел его в Зону, да? — задохнулся догадкой король.
— И у проводников бывают свои тайны, господин, — усмехнулся Эй-Эй. — Я не могу ответить. Поговорим о вас и вашем друге. Вы ходите по земле, будто вам принадлежит весь мир. И не рожден пока тот, кто дерзнет поднять на вас свою руку. Вы идете по Дороге, но не учитесь, словно память ваша настолько мала, что не может впитать новые знания…
Король и не знал, что глаза старика могут сверкать столь неприкрытым гневом.
— Ты сердишься, Эй-Эй? Но за что?
— За что?! Дверь была заколочена, мой господин! Заколочена особым образом, четыре креста в ряд — на восемь досок, и девятая — поперек! Слепой бы понял, что доски заговорены и держат нечисть! Нет, вам любопытно! Вам надо отодрать все, что прибивалось не вами! Ломать — не строить! Ладно, вошли в Дом. Могу понять, зачем трогали ожерелье, сам грешен. Но на кой, раздери вас Тёмная Сила, надо было смывать охранные руны?! На полу? На стенах? Зачем?
— Мы просто убрались, — попытался оправдаться король.
— Убрались? Надо было совсем убираться, щенки, молокососы!
— Сам дурак! Рухлядь старая! Кричал: бегите, я догоню! А там в болоте — чудовище! Санди меня еле дотащил, припадочного! Меня лихорадка била так, что…
Договорить он не успел. Проводник вскочил, заметался, пиная травяное гнилье, размахивая руками.
— За каким лядом вас в Болото Стока занесло?! Последний разум потеряли? Я вам что говорил? Бегите в лес! Лес — это ведь не болото, правда? Куда вы так припустили вместо того, чтоб отсидеться в ближайшей роще? Боги мои, Боги! За что караете?! Тот отряд, что нам дорогу в Галитен перекрыл, новый свод приказов вез! Вас, щенков, с розыска сняли! Живите спокойно, гуляйте где хотите! О Боги, подумать только: сейчас могли бы корабль нанимать!
Многое кричал проводник, долго и со вкусом перебирая любимые ругательства, ворчал, руками махал, посохом грозил…
Но король уже не слушал.
Их с розыска сняли!
Значит, можно не прятаться, подобно ворам, не таиться! Открыто ехать в Галитен, команду собирать…
— В Галитен? — расхохотался Эйви-Эйви.
Неужели он говорил вслух?
— Нет, хозяин! Из этих краев только две дороги: на Вурский тракт и к гномам, в горы!
В горы так в горы. Не важно. Важно другое: в проклятый Дом его привела Судьба.
Потому что, рискуя жизнью, он узнал главное. Он узнал ИМЯ своего врага! И понял, ЗА ЧТО погиб брат. Погиб от руки Ищущего Ученичества. От руки Убивающего Учителей, как раскалывают косточку съеденной сливы, как выбрасывают сношенные сапоги. Чтобы снова стать первым. Единственным. Великим…
Санди очнулся ближе к полудню и первым делом, не вдаваясь в душераздирающие подробности ночных приключений, запросил есть. Осмотрел рану Денхольма и присел в тенечке чистить меч, полировать до блеска. Молча выслушал рассказ короля, чуть улыбнулся новостям Эй-Эя. Мрачен он был, даже для обычного своего дурного настроения мрачен, самый невеселый шут на свете.
