– Слушай, а с чего вдруг? Возраст не тот, чтобы помирать. Деньги, как я понимаю, были, лучшие препараты, знакомые врачи. Мог за границей лечиться… Что случилось?
– Да так как-то… неожиданно получилось. Достойнейший человек был, Евгений Антонович, царствие ему небесное. Умница, порядочный… Ты можешь представить себе хоть одного порядочного человека в наше гнусное время?
– Могу. Даже двух, в разумных пределах.
– Я не о присутствующих, – строго заметил Зажорик. – Работал как каторжный, днем и ночью, а сердчишко возьми да откажи. Да и давление, говорят. Говорят, он сумел позвонить дежурному – у них внизу сидит, – а тот уже вызвал «Скорую». Дело было около одиннадцати вечера. Они приехали через двадцать минут, он уже был без сознания. Говорят, не довезли. Вот так, нежданно-негаданно. Внезапная остановка сердца. И так едва билось, и давление еще, а в результате вдруг внезапная остановка. Мне рассказала их экономка, пересеклись как-то на улице. Я с ее сыном знаком.
– Едва билось… – проворчал Монах. – А диагноз?
– Так остановка сердца же! Перегрузки страшные, кризис, срыв поставок… каких-нибудь! Много ли человеку надо?
– Ты был на похоронах?
– Все были, весь город. Тут у нас Общество французской дружбы открыли три года назад, так это его заслуга. Даже французы приехали, деловые партнеры. Юлька была совсем никакая, вся в черном, страшная, худая…
– Наследница она?
– Ну! Есть еще сын, но он вроде в Америке. Художник. А что?
– А то. Внезапная смерть супруга наводит на грустные размышления…
– Ты чего, Монах, совсем охренел? Ей-то зачем? Как сыр в масле каталась, не работала ни дня! А сыну живой батя нужен…
– Наивный ты человек, Жорик! Ты с ним как… хорошо был знаком?
– Не очень, если честно. Видел несколько раз, всего ничего. Моя сестрица от них не вылезает, друзья детства. А Женя был везунчик по жизни. Юлька у него красотка, потом, когда появилась возможность, – первым сообразил про металлолом. Покупал за бесценок, гонял в Европу и на Дальний Восток, сколотил капиталец, дом, машины, сын за бугром… художник! Своя галерея, говорят. Торговый дом, заграничные партнеры, в планах – завод по переработке гречки – рассказывал по радио…
– Ага, везунчик. Сильно повезло, – ухмыльнулся Монах. – Сколько ему было? Сорок? Пятьдесят?
– Сорок пять. Постарше Юли на пару лет. Мы все из одной школы, а Юля и Ирка учились в одном классе.
– Сердце – понятие растяжимое. Если проблемы с сердцем, то всегда таблетки под рукой, особенно если диагноз есть. Почему он сам не вызвал «Скорую»?
– Кто ж его знает! – пожал плечами Зажорик. – Плохо стало, дежурному позвонить быстрее.
– Кто там сейчас заправляет?
– Иркин супружник, Марик. Ты мою Ирку помнишь?
– Помню, конечно. Что он за персонаж?
– Безобидный подкаблучник, Ирка из него веревки вьет.
– Думаешь, он справляется?
– Марик? О чем ты говоришь! – всплеснул руками Зажорик. – Я вообще удивляюсь, что бизнес до сих пор не накрылся медным тазом. Марик – разгильдяй, ни рыба ни мясо. Юльке, как я понимаю, по фигу, она туда не лезет, вот он и разбирается в одиночку. Но я тебе сразу скажу, Юлька с ним еще наплачется. А что?
– Будем думать. Где находится «Торг»?
– На Пятницкой. А что?
– А то! Врага надо знать в лицо! – важно сказал Монах.
– Какого врага? – удивился Зажорик.
– Мальчики, ужинать! – Анжелика, растрепанная, в полузастегнутом халате, неторопливо вплыла в гостиную. – Олежка, у тебя от спины ничего нет? Житья не дает, проклятая! Перед дождем хоть волком вой!
Монах с минуту рассматривал Анжелику в неглиже, после чего приказал:
– Ложись, женщина!
– На диван?
– На пол. На спину, руки по швам. И молчи.
– Мне выйти? – спросил испуганно Зажорик, не выносящий вида человеческих страданий, ожидая бог знает чего.
– Останься. Будешь держать ее за руки!
– Ты… это… я, может, все-таки… – залепетал Зажорик, приподнимаясь со стула.
– Успокойся, муж, – пробасил Монах, ухмыляясь. – Я лечу словом, понял? Настоящий волхв лечит словом и энергетикой, а рук не распускает. Готова? – он повернулся к Анжелике.
– Готова! – Анжелика со стоном и оханьями улеглась поудобнее на вытертом паласе.
– Закрой глаза. Сейчас ты почувствуешь тепло, потом тебе станет жарко, потом как будто мураши побегут везде. И не сдерживайся, отпусти себя! Все твои реакции совершенно естественны.
«Это как?» – хотел спросить побледневший Зажорик, не не посмел. Сидел, вцепившись в стул, не сводя взгляда с лежащей на полу супруги и стоящего на коленях рядом Монаха. У него мелькнула мысль, что Монах, несмотря на габариты, очень гибок и подвижен, вон как сложился чуть не пополам, как кузнечик, а ему, Жорику, если бы пришлось, то треск стоял бы конкретный.
Наступила тишина. Зажорику показалось, он слышит гудение – будто большой шмель гудел басом. Монах, держа руки с растопыренными толстыми пальцами над телом Анжелики, стал чуть раскачиваться из стороны в сторону и гудеть, и проводить ладонями туда-сюда. Анжелика лежала неподвижно, как мертвая – Жорику показалось, жена перестала дышать. Он не верил в подобные штучки, считая их кликушеством и шарлатанством, но сейчас ему стало не по себе – родной человек ведь! Он оторвал руки от стула и в волнении захрустел пальцами.
Монах раскачивался все сильнее, гудение становилось громче.
Анжелика вдруг рассмеялась, и Зажорик покрылся испариной. Анжелика заливалась глупым смехом, Монах делал пассы и гудел, а Зажорик сидел, оцепеневший, не сводя взгляда с обоих.
– Все! – вдруг сказал Монах. – Вставай, женщина! – сам же опрокинулся на пол и утерся рукавом рубахи. – Устал!
Зажорик с облегчением перевел дух. Анжелика открыла глаза, помогая себе руками, уселась рядом с Монахом.
– И все?
– Как спина? – спросил тот.
Анжелика пощупала спину.
– Вроде полегче. А чего ты делал?
– А чего ты смеялась? – спросил Зажорик.
– Я? – удивилась Анжелика. – Когда?
– Ты лежала на полу и смеялась!
– Не помню, – озадачилась Анжелика.
– Происходил переброс энергии, – объяснил Монах, все еще лежа на полу. – Она могла смеяться, плакать, кричать, размахивать руками. Никогда не знаешь заранее, у всех это проявляется по-разному. Это старый шаманский обряд, встряска и продувка энергетических каналов. Убирает боль и аномалии. Иди, Анжелика, приклей на спину перцовый пластырь и спи спокойно.
– А пластырь зачем? – по-дурацки спросил Зажорик.
