Он обвязал сверток шнурком и положил на постель рядом с большим пистолетом и ножами. Я принялся убирать в сумку бумаги и писчие принадлежности, но увидел письмо и замер: что же такого удивительного в этом почерке? Нет, позже непременно посмотрю на него еще раз, – решил я и сунул письмо в карман.
Профессор задул свечку, мы вышли в коридор и заперли дверь.
Глава 27
– Кого вызовем первым – трактирщика или плотника? – спросил Томас, когда мы спускались вниз.
– Трактирщика, – ответил я не задумываясь. Видеть плотника мне не хотелось – он казался мне все более отвратительным.
– Тогда приведи его.
Трактирщик опустился на стул нерешительно и осторожно, словно непрошеный гость. Он пришел без парика, волосы его слиплись и растрепались.
Томас дружелюбно кивнул ему:
– В первую очередь я хотел бы поблагодарить вас, господин фон Хамборк, за то, что пошли нам навстречу. Вы обнаружили гостя убитым, и одно это оказалось для вас нелегким испытанием, поэтому сожалею, что вынужден вас вновь потревожить. Будем надеяться, что вскоре мы распутаем это дело.
Хозяин кивнул – он, похоже, немного успокоился, но лишь чуть-чуть.
– Сначала позвольте спросить: знакомо ли вам имя фон Бергхальц, или Бергхольц, или что-нибудь в этом роде?
Фон Хамборк не отрывал взгляда от столешницы, поэтому я не понял, действительно ли он услышал вопрос или же просто неподвижно сидел. Наконец он неуверенно покачал головой:
– Нет… кажется, нет…
– Но точно вы сказать не можете? – доброжелательно уточнил Томас.
– Нет, – хозяин быстро взглянул на нас, – по-моему, я это имя где-то слышал, но не уверен.
– А он мог у вас останавливаться?
– Я тоже сначала так подумал, но… А вы спрашивали мою супругу? У нее память на имена и лица намного лучше, чем у меня.
Томас сказал, что госпоже фон Хамборк это имя показалось незнакомым.
– Тогда даже не знаю…
– Возможно, вы встречали его в Хадерслеве? Или в других местах?
– Я редко куда-то езжу – в основном живу здесь. Мне здесь нравится. Брат часто зовет нас в Любек, но мне не хочется, нет… – он вновь помолчал, – нет, вряд ли я мог встретить его где-то еще.
– Значит, ваш брат живет в Любеке? Он часто пишет вам?
Трактирщик ответил не сразу – он, не отрываясь, смотрел в одну точку на столешнице, где-то рядом с моей рукой. Томас ждал.
– По-моему, – подал голос фон Хамборк, – по-моему, брат упоминал это имя. Кажется, он был нашим клиентом. Брат упоминал об этом в письме около года назад. Ну да, фон Бергхольц… Я почти уверен. Кажется, его полное имя – Вернер фон Бергхольц. Он держал довольно много денег в нашем банке, но за короткое время снял их и закрыл счет. Поэтому мой брат и написал об этом – золотой запас в банке практически иссяк, и отец очень сердился на брата за то, что тот потерял такого крупного клиента. – Трактирщик кивнул, обрадованный, что все-таки вспомнил. – Да, точно – Вернер фон Бергхольц.
– А вашему брату известно, зачем ему понадобились деньги? Почему ваш клиент снял вдруг такую сумму?
Пока Томас разговаривал с хозяином, меня вдруг осенило, и я вытащил из кармана написанное по-французски письмо графа д’Анжели.
– Нет. Во всяком случае, брат об этом не писал, – отозвался трактирщик, – хотя, возможно, сейчас ему уже известно и об этом, ведь прошло немало времени.
– Вы знакомы с герцогом Гольштейн-Готторпским?
Хозяин резко вскинул голову:
– Герцогом?
– Да, герцогом Фредериком Кристианом.
– Нет.
– Вы уверены?
Фон Хамборк как-то странно посмотрел на Томаса:
– Разумеется, уверен.
Профессор понял, что больше из трактирщика не вытянуть. Я развернул письмо и задумался: интересно, куда Томас подевал расписку?..
– Прежде вы намекнули, – продолжал профессор, – что не испытывали к графу д’Анжели особой симпатии. У вас на то имелись какие-то личные причины?
Не глядя на нас с Томасом, трактирщик покачал головой.
– Однако граф, кажется, повел себя… ну, скажем, неподобающим образом по отношению к вашей супруге и к вам?
Я опять сложил письмо – нет, с этим придется подождать.
Фон Хамборк поднял взгляд, полный горечи… или страха? Он раскрыл рот, но ни звука не издал, а затем кашлянул и тихо переспросил:
– Неподо… неподобающим образом?
Томас наклонился к нему:
– Вам неприятно говорить об этом, господин фон Хамборк? Понимаю. Но не тяните время и не притворяйтесь, будто забыли. Мы знаем, что вы помните, но мне хочется, чтобы вы сами рассказали об этом, – профессор опустился на стул, – окажите любезность!
Трактирщик встал и прошел на кухню, где налил стопку водки и залпом осушил ее, после чего вернулся к нам.
Сначала он долго откашливался, но затем наконец заговорил:
– Я… то есть граф… однажды, хотя нет, несколько раз… он действительно обошелся с моей супругой неподобающим образом. – Он взглянул на Томаса, будто ожидая, что тот поможет ему, задав какой-нибудь вопрос, однако вопроса не последовало. – Я… эхм… когда становилось совсем невыносимо, моя жена просто вставала и уходила. – Трактирщик осекся и вновь уставился в столешницу. Молчал он так долго, что Томас не выдержал:
– И что делали вы, господин фон Хамборк?
– Я? Я… совсем запутался… Такой знатный постоялец… и, – он скорбно посмотрел на профессора, – я ничего не делал.
Профессор немного помолчал, сосредоточенно рассматривая собственные руки.
– Вы удивительный человек, фон Хамборк. У вас множество достоинств – возможно, больше, нежели вы сами готовы признать. И думаю, что вы вряд ли ничего не делали, когда граф так непристойно обошелся с вашей супругой. Я прав?
Трактирщик съежился. Теперь его тело стало еще более тщедушным – если такое возможно, – а глаз он больше не поднимал.
– Вам все известно… Я должен был догадаться, что вам обо всем известно… – сказал он, обращаясь, скорее, к себе самому.
– Что именно мне известно? – уточнил Томас.
Фон Хамборк со вздохом посмотрел на профессора:
– В четверг вечером, незадолго до вашего появления, я подошел к графу на заднем дворе и вежливо попросил его не разговаривать с моей супругой подобным образом. Но он высмеял и меня, и… мою жену. Я рассердился и в сердцах накричал на этого негодяя… Подлец! – Вспомнив графа, трактирщик вновь распалился. Он наклонился к нам и прошипел: – Он был отвратительным человеком, мерзким – никто не станет оплакивать его смерть, – он перевел дух, – но… я не убивал его.
