– Мария, приведи Альберта! Быстрее! Граф там, на морозе, он совсем плох. Нужно срочно нести его в дом!
Мария выглянула в окно – выходить ей явно не хотелось. Ни мужчина с кружкой пива, ни священник не сдвинулись с места, даже голову не повернули.
Поднявшись, Томас взял наши плащи и шляпы, которые я развесил сушиться возле очага.
– Я врач. Мы поможем вам, – сказал Томас, и я с сожалением посмотрел на миску с супом. – Пошевеливайся, Петтер! – Судя по голосу, возражений профессор не допускал.
Низенький человечек облегченно кивнул и быстро направился к выходу, страшась, очевидно, как бы мы не передумали. Он решительно сбежал по небольшой лестнице вниз и вышел во двор. Метель утихла, но я не сразу это понял: сильный ветер по-прежнему взметал в воздух хлопья снега. Человечек – а он оказался хозяином трактира – поднял фонарь и свернул по тропинке влево, за угол.
– Я хотел укрыться от ветра и наступил на него! – прокричал трактирщик, остановившись, и показал на припорошенный снегом холмик справа от тропинки, откуда выглядывали рука и лицо мужчины. Он поднес фонарь ближе, и я увидел очертания тела.
Забрав у трактирщика фонарь, Томас опустился на колени возле лежащего человека, приложил руку к его шее, прощупал пульс и приподнял веко. Однако, как он позднее объяснил мне, проделал все это лишь для видимости, и не нужен был врач, чтобы понять, что перед нами не просто граф, а граф мертвый.
Трактирщик, в чьей душе еще теплилась надежда, что его гость просто потерял сознание, отчаянно ахнул и заломил руки, а потом вдруг развернулся и скрылся в доме.
Приподняв фонарь, Томас посветил на снег вокруг умершего – тело успело запорошить тонким слоем снега, а рядом виднелись следы. Потом он зашагал к дому, а оттуда к лестнице и принялся исследовать несколько не замеченных мною тропинок. Фигура профессора скрылась в метели. Затем, вернувшись, он отдал мне фонарь и, вновь склонившись над покойником, прокричал:
– Тропинки ведут к двум небольшим домикам.
Он смахнул снег с лица умершего и отодвинул заиндивевший парик. Внезапно профессор потянул меня за руку, так что фонарь оказался прямо возле лица графа – на его щеке, под левым глазом, я разглядел огромное иссиня-черное пятно.
В эту секунду за моей спиной раздался пронзительный крик, заглушивший даже вой ветра, – от страха я выронил фонарь и повалился на покойника. В ужасе я обернулся и увидел женщину. Глаза ее закатились, и она осела в снег рядом со мной.
– Вставай! Помоги мне! – рявкнул Томас, приподнимая женщину за плечи. – Надо отнести ее в тепло, а то закоченеет.
Из дома выскочил трактирщик. Мы с Томасом потащили женщину к крыльцу, а трактирщик, схватив ее за руку, похлопывал по щеке и что-то отчаянно выкрикивал. Наконец мы внесли ее внутрь, хотя вертевшийся под ногами хозяин изрядно нам мешал. Женщина была довольно хрупкой, но тело ее обмякло, поэтому нам пришлось тяжеловато.
– Сюда! Несите ее сюда! – И показал куда-то в сторону от лестницы. Он толкнул плечом дверь, и мы очутились в гостиной, откуда прошли в спальню. Осторожно стащив с несчастной пальто, мы уложили ее на кровать.
– Это моя жена… она… – Запнувшись, трактирщик беспомощно посмотрел на нас. Его набухший от снега парик перекосился и съехал на один глаз, и если бы не серьезность происходящего, то человечек мог бы показаться смешным.
– Я присмотрю за ней, – успокоил его Томас, – принесите стакан воды и позовите служанку – расшнуровать вашей супруге корсет.
Трактирщик скрылся за дверью, а Томас притянул меня к себе и тихо проговорил:
– Когда войдешь в трактир, посмотри на ноги священника и того, другого, – что пьет пиво.
Я растерянно уставился на Томаса, ожидая пояснений, но он отвернулся и положил руку на лоб так и не пришедшей в сознание женщины. Вскоре прибежал запыхавшийся трактирщик со стаканом воды, и на пороге показалась служанка, Мария, – она удивленно стала разглядывать безжизненное тело хозяйки. Томас попросил Марию снять с хозяйки лишнюю одежду и укрыть одеялом, а нас с трактирщиком провел через гостиную к выходу.
– А сейчас идите, и пусть священник и другой гость помогут вам отнести тело бедного графа куда-нибудь в укрытие, подальше от ветра и непогоды. – Подтолкнув нас к двери, Томас отвернулся и, когда мы вышли, добавил: – Хотя ему уже ничто не повредит.
Глава 3
Гости неохотно покидали теплый трактир, но все же помогли нам перенести покойного графа в каретный сарай. Его тело окоченело, и мы еле отодрали примерзшую к земле одежду. Пышный парик-аллонж совсем сполз с его головы и остался лежать в снегу. Граф оказался крупным – в нем было фунтов двести, но его застывшее, как бревно, тело нести оказалось легко, намного легче, чем вялое, бесчувственное тело трактирщицы, хотя та и весила в два раза меньше. Фалды его плаща заледенели и торчали в стороны, словно надутые ветром паруса.
Трактирщик вновь вертелся у нас под ногами и больше мешал, чем помогал, так что даже священник в конце концов прикрикнул на него и велел лучше пойти и придержать ворота сарая, чтобы ветер не обрушил их прямо нам на голову.
Положив графа на ближайшую телегу и прикрыв мешками из-под муки, мы собрались было уходить, однако священник попросил ненадолго оставить его наедине с покойным. Трактирщик неохотно кивнул и, повесив на ворота фонарь, достал с полки в углу висячий замок.
Второй гость поспешил вернуться в трактир, и мне очень хотелось пойти следом, но любопытство победило, и я остался с трактирщиком – тот перекладывал замок из одной руки в другую, но потом, видимо, испугавшись, что железо примерзнет к коже, сунул замок в карман.
Вскоре из сарая вышел священник, коротко кивнул нам и направился в дом.
Трактирщик закрыл ворота, повесил замок и, вытащив из кармана ключ, запер замок. Высоко подняв фонарь, он пошел сквозь метель к крыльцу, а я поплелся следом, удивляясь, зачем ему вздумалось запирать покойника. Вряд ли тот решился бы сбежать.
На тропинке я поднял графский парик и спрятал под плащ.
Воздух в трактире был спертый, пахло мокрой одеждой, а Томас со священником, усевшись за столик в углу, ели суп с хлебом. Повесив плащ и шляпу у очага, я положил парик возле наших сумок. Суп мой остыл, и я уныло мешал его ложкой, когда кто-то ласково похлопал меня по плечу.
– Вот тебе добавка. – Мария с улыбкой поставила передо мной вторую миску с горячим супом, а старую отнесла на кухню. Я посмотрел ей вслед, и щеки мои запылали – но это наверняка от горячего пара, валившего от супа.
Вскоре миска опустела, но Мария заботливо подлила мне еще. Не забыла она и про Томаса со священником, которые получили по своей порции. Последний гость сидел, повернувшись к очагу спиной, и дремал, разинув рот, так что видны были остатки почерневших зубов, похожих на сгнившие пеньки. Время от времени он просыпался, причмокивал, отхлебывал пива и вновь задремывал. Доев суп и допив пиво, я и сам почувствовал усталость и надеялся лишь, что Томас скоро отпустит меня спать. Однако тот, похоже, увлекся беседой со священником и, казалось, ничуть не устал после тяжелого дня.
