Госпожа фон Хамборк не ответила, но недоверие на ее лице сменилось облегчением, облегчение – радостью, радость – беспокойством и снова недоверием. А потом из глаз ее брызнули слезы, и трактирщица, всхлипывая, закрыла лицо руками и выскочила из комнаты, хлопнув дверью.
Глава 36
Томас о чем-то тихо посовещался с Бигги, после чего саамка удалилась.
В камине горел огонь, и в комнате потеплело, так что царство холода отступило, и стужа властвовала лишь за окном. Я осторожно повернулся под одеялом – раскаленный железный прут в моей голове ежесекундно напоминал о себе и ограничивал движения. Но не шевелиться я не мог. Чтобы я не замерз, Томас набросил на меня свое одеяло, однако в комнате нашлись и другие любители понежиться в тепле: в кушетке моей кишмя кишели блохи, только и дожидавшиеся, когда я улягусь, чтобы напиться моей крови. Больше всего блохи любят, когда их жертва спит и не двигается, а моя левая нога как раз затекла…
Я шевельнулся, – перед глазами заплясали красные круги, и я со стоном опустился на подушку.
Ну конечно же, сон!..
Я вытаращил глаза – кажется, я вспомнил то, о чем чуть не забыл!
– Профессор, вчера вечером, когда я разговаривал с Бигги, вы заснули, верно?
Томас хмыкнул и нехотя пробормотал:
– Ну-у… Возможно, я на пару минут задремал. А почему ты спрашиваешь?
Мне вдруг стало совестно. Я ведь совершенно позабыл о нем самом.
– А как вы себя чувствуете? Вчера ночью вы ушиблись и, когда я вас нашел, совсем замерзли!
Томас с удивлением воззрился на меня, а потом рассмеялся:
– Так ты об этом! Да все со мной в порядке! – И он похлопал себя по животу. – Я неплохо подготовлен, и какому-то легкому морозцу так просто меня не победить! А почему ты спросил, заснул ли я вчера в конюшне?
– Потому что Бигги, кажется, сказала нечто важное, но я никак не могу вспомнить, что именно…
– Хм… Вон оно что! – Томас пододвинул стул ближе к моей кушетке. – А можешь дословно пересказать, что ты услышал от Бигги? Всё, что вспомнишь?
Я дословно пересказал историю Бигги, а Томас, не перебивая, выслушал меня. Когда я закончил, профессор молча потеребил бороду, а затем попросил повторить одну услышанную мной фразу.
– Бигги сказала: по-моему, первым явился пастор со своей Библией. Он уселся возле камина. А за ним – плотник. А потом вы приехали.
В эту секунду раздался стук в дверь, и на пороге появились Альберт и Бигги.
– Будьте любезны – затворите дверь, – попросил Томас и, жестом пригласив присесть на кровать, повернулся к Бигги: – В тот вечер, когда графа убили, ты на некоторое время оставалась в харчевне одна. Кто вернулся туда первым?
– Но я же вчера обо всем рассказала!
– Мы хотели бы услышать это еще раз, – настаивал Томас.
Бигги задумалась:
– Ну да, сначала пришел пастор… Хотя не уверена – может, и Мария… – Бигги перевела растерянный взгляд с профессора на меня.
– Нет, – сказал Томас, – мне нужно точно знать, – он наклонился вперед, – куда сел священник?
– К камину, я же говорила, – ответила Бигги, – а потом пришел Тённесен, и священник пересел на свое обычное место, в угол.
– А Тённесен сел к камину?
– Да.
– То есть туда, где перед этим сидел пастор?
Бигги задумалась:
– Ну да… Да, так оно и было. Когда возвращаешься с улицы, всегда тянет поближе к теплу.
– А священник вернулся с улицы?
– Не помню. Но, усевшись там, он протянул руки к огню и вроде пытался согреться.
Томас хлопнул в ладоши и расплылся в довольной улыбке:
– Отлично!
Альберт встал:
– Я обещал хозяину подоить коров, поэтому если понадоблюсь, то я в хлеву.
На лестнице послышался стук его башмаков. Бигги тоже поднялась и, положив на стол кожаный мешочек, направилась к двери:
– А я пообещала хозяйке приготовить нам роскошный ужин. Хозяин собирается напоследок накормить всех нас досыта, в обстановке торжественной и достойной. Вот только что он имел в виду, когда сказал “напоследок”?
Томас поднялся:
– По-моему, хозяин расщедрился, потому что верит в Судный день.
– Судный день? Это о нем вы разговаривали с хозяином вчера вечером?
– Да. – Бигги задумчиво кивнула и вышла из комнаты.
– Ну, будем надеяться, что он именно это подразумевал… – добавил Томас, глубокомысленно глядя на дверь. Затем пробурчал: “Подожди-ка секундочку” – и исчез в коридоре, а чуть погодя послышался стук в дверь и приглушенное бормотание. Профессор вернулся, и я, к своему удивлению, за спиной у него разглядел пастора.
– Присаживайтесь, окажите любезность, господин Фриш. – Пододвинув священнику стул, Томас опустился на кровать. – Петтеру после ночного происшествия по-прежнему нездоровится, и, если вы не против, побеседуем прямо здесь, чтобы Петтер тоже присутствовал при нашем разговоре. Пастор положил Библию на колени:
– Но я же все рассказал – не понимаю…
– Я бы хотел прояснить пару совсем мелких деталей, – благожелательно объяснил Томас, – и надеюсь, что вы, пастор, мне поможете.
Священник вопросительно посмотрел на Томаса.
– В тот вечер, когда графа убили, – начал профессор, – вы рассказали нам, что слышали, как граф с трактирщиком ссорятся. По вашим словам, после этого вы поднялись к себе в комнату и легли спать…
– Я стал молиться! – поправил его Якоб Фриш.
– Прошу меня извинить! Вы помолились и через некоторое время вновь спустились вниз, верно?
Пастор кивнул.
– А позже вы вышли во двор, вернулись и сели возле камина?.. – Томас умолк, так что эта фраза прозвучала вопросительно, и священнику пришлось отвечать.
– Да, я сидел у камина.
– Но перед этим вы выходили на улицу?
– Это я не припомню, – коротко возразил пастор.
– Снег на ваших ботинках растаял, и натекла лужица – значит, вы выходили на улицу.
Накрывшись одеялом, я улыбнулся напористости профессора.
Пастор изумленно воззрился на свои ботинки, словно силился разглядеть тающий снег. А потом задумчиво сказал:
– Теперь, когда профессор напомнил, я и сам понимаю, что выходил – совсем ненадолго, как говорится, следуя зову природы. Ветер тогда разбушевался не на шутку – вы же наверняка помните, – поэтому я постарался быстрее вернуться в харчевню.
– И где вы сели?
– Где обычно – в углу… – Пастор осекся и поправился: – Хотя нет, сначала я сел у камина, погреться, а потом пересел в угол.
