– Петтер Хорттен, секретарь, – сказал я и подмигнул в ответ.
Очевидно, перегоночный аппарат аптекаря непосредственно влияет на глаза его клиентов, подумал я, увидев, как какой-то молодой человек игриво подмигнул служанке, которая собиралась наполнить его рюмку. Она улыбнулась и, клянусь, тоже подмигнула ему. Я протер глаза, явно я слишком мало спал предыдущей ночью. Нунций уже давно лег, и юнкер Стиг – тоже. Приближалась и моя очередь.
Неожиданно я вспомнил, что городской судья ждет ответа на свой вопрос, и подтвердил, что мой теперешний хозяин итальянский торговец.
– Но сами-то вы не итальянец. – Судья улыбнулся и снова подмигнул мне. Я ответил, что я норвежец, как и все тут присутствующие, и объяснил, что служу своему хозяину в качестве проводника и переводчика, хотя на самом деле я секретарь профессора Томаса Буберга, живущего в Копенгагене.
Городской судья с недоумением уставился на меня:
– Профессора Буберга?
– Да.
– Неужели на свете действительно есть профессор с таким именем?
– Да, конечно. – Я был удивлен.
Городской судья покрутил рюмку и спросил:
– Если не ошибаюсь, этот ваш профессор мыслит научно и де-ективно?
– Дедуктивно, – поправил я судью и приосанился, сидя на стуле. – Да, это мой господин. Он прославился своей способностью к ясному и дедуктивному мышлению. Профессор систематизирует смертельные случаи и изучает разные виды убийств, что помогает ему найти преступников. Неужели его слава дошла даже до Норвегии?
Городской судья кивнул, словно в ответ на собственные мысли.
– Да, я узнал имя. Буберг, совершенно верно. – Он опорожнил рюмку и велел служанке снова ее наполнить, потом вопросительно взглянул на меня, но я прикрыл свою рюмку рукой – пора было ложиться спать.
– Да-да, Буберг. Гм-м, у нас тут о нем ходят легенды. – Судья посмотрел на сидящих за столом. – Вы слышали, этот молодой человек секретарь Буберга? Профессора Буберга.
– Буберга, того, про которого ходит столько смешных историй?
Я не понял и вопросительно посмотрел на судью, тот ответил мне энергичным кивком головы, из-за чего парик съехал ему на лоб.
– Совершенно верно. Ваш господин, несомненно, настоящий профессор. Между прочим, вы слышали последнюю историю? – Судья вытер губы и поправил парик. Потом серьезно кашлянул и произнес сладким тоном: – “Недопустимое вмешательство, – задумчиво сказал профессор Буберг, которому под парик попала блоха”.
Сидевшие за столом расхохотались. Бледный подмастерье портного начал икать, он несколько раз стукнул кружкой по столу и буквально проревел, чтобы перекричать смех:
– А вот еще! Вы только послушайте! “Все имеет свою логику, – сказал профессор Буберг и молотком смахнул с носа муху”.
Смех сотряс помещение, а я словно окаменел. Этот смех и недоброжелательство, звучавшее в их словах, приковали меня к месту. Наконец я вскочил и стукнул рюмкой о стол так, что осколки брызнули во все стороны.
– Господа! Следующего, кто осмелится нелестно отозваться о человеке, которому… которому вы и в подметки не годитесь, до которого вам далеко, до его мужества и отваги… о человеке, который никогда не позволит себе смеяться над глупостью других, даже если она настолько очевидна, как ваша… Следующего, кто позволит себе смеяться над ним, я собственноручно… отделаю так, что он подавится своими словами.
Меня трясло от гнева, я сипел и хрипел. Должно быть, я напугал их – нагнувшись над столом, я смотрел им в глаза, пока они не замолчали и с виноватой улыбкой один за другим не покинули помещение.
Городской судья смущенно кашлянул:
– Гм-м, да, некрасиво получилось. Вы – наш гость, и мы должны были оказать вам… – Он запнулся и рукавом смахнул со стола осколки стекла. Потом отвел глаза и закашлялся.
– Уважаемые господа! – Я подошел к двери. – Надеюсь, вы перемените тон и ваши злобные выпады останутся в прошлом. Доброй вам ночи!
Хотя усталость терзала меня хуже нарывов, я долго не мог уснуть. Слова горожан о Томасе Буберге растревожили меня. Кто, интересно, пустил в оборот эти истории и связал их с именем Томаса? Это были обычные не очень умные, полушутливые байки, которые уличные мальчишки и сплетницы принимают за расхожую истину. Бродячие анекдоты, которые можно услышать в любом месте. Но тут они были связаны с именем живого человека. Это было необычно и недопустимо, тем более что этим человеком был профессор Томас. Я решил завтра утром спросить у городского судьи, где он их слышал, – этому следовало положить конец. И поскольку самого Томаса здесь не было, позаботиться об этом должен был я.
Между прочим, Томас… Вот негодник! Отправился с судном дальше, в Христианию. Только сообщил мне, где будет находиться, чтобы я, в случае необходимости, мог его найти. В случае необходимости! Да нет, не нужен он мне! Как будто я сам не справлюсь! Может, он не верит в мои способности? Может, приехал в Норвегию, чтобы следить за моей работой в качестве секретаря-помощника?
Впрочем, вряд ли, ведь он уехал дальше, в Христианию.
В нижнем этаже уже давно все затихло, и весь город, казалось, отправился на покой. Я кипел от гнева, когда поднялся к себе и немного приоткрыл окно, выходившее на улицу. Мое внимание привлек слабый звук, доносившийся снизу и похожий на шепот. Я хотел было встать и взглянуть, кто это бродит по улице в такую пору, но меня одолела знакомая всем лень. Если по улице шли воры, меня это не касалось. По мне, так пусть бы всех горожан – вместе с самим городским судьей – начисто обобрали, только бы никто не тронул мои пожитки, которые в данную минуту были надежно пристроены в ногах кровати. Где-то в доме скрипнули половицы, открылась дверь, медленно, осторожно. Я насторожился. Мне показалось, что звук донесся из соседней комнаты, которую занимал нунций. Кто-то прокрался в коридор и, неслышно ступая, спустился по лестнице. Я встал и осторожно выглянул в окно. Какой-то человек с фонарем, висящим на палке, которая лежала у него на плече, ждал внизу у лестницы. Он что-то невнятно сказал тому, кто к нему спустился, и они оба пошли по дороге.
В одном из них безошибочно угадывался нунций с его угловатыми движениями, думал я, поспешно натягивая на себя одежду, потом зажег фонарь и заторопился за ними. Я видел их фонарь, мелькавший впереди между домами, поэтому с двух сторон прикрыл свой и постарался подойти к ним как можно ближе. Нунций и его спутник остановились, прислушались, подозрительно вглядываясь в осеннюю темноту у них за спиной. Я замер, прижавшись к стене и стараясь с ней слиться. За стеной дома слышался многоголосый храп.
Те двое, очевидно, успокоились и перешли через площадь. Они молчали. За какой-то оградой протяжно выли коты, их вой напоминал детский плач. Я чуть не споткнулся о гнилой кабачок, который валялся на площади после торгового дня. Бродячие собаки еще не добрались до него.
В облике незнакомца, идущего рядом с нунцием, мне чудилось что-то знакомое. Они свернули направо, на боковую улицу, а потом – в узкий проулок между двумя домами, зашли за ограду. Я крался за ними, останавливаясь и прислушиваясь у каждого угла; неожиданно я оказался в небольшом дворе, окруженном с трех сторон домами, попасть в него можно было только тем путем, которым прошел я. Двор был пуст, если не считать горы мусора. Те двое исчезли.
