От весел у меня саднило ладони, спина болела, но я не думал о боли. Думал о нунции. Он сказал, что должен написать отчет о стране и о короле. Внешнеполитические переговоры, сказал Томас. А также торговые договоренности, сказал нунций. Убийство, говорило что-то во мне… раз за разом.
Миссия торговца была только ширмой, это мне было ясно. Но, может, и первые две причины тоже были только предлогом для поездки нунция в Норвегию… и, возможно, вообще в Данию? Что же, в таком случае, было настоящей причиной его визита?
Даже здесь, окруженный со всех сторон водой и туманом, здесь, где ничего не смущало мой взгляд, я не мог думать ясно. Слишком многое отвлекало меня: матушка Петрине, какое преступление она могла совершить против Христа, отъезд фрейлейн Сары, Нильс, который не хотел со мной разговаривать, смерть хозяйки Хорттена, поведение и отсутствие Томаса, бутылка нунция, зашифрованная надпись на коже, слова хозяина… – все это, словно молотом, било меня по голове. Множество вопросов требовали ответа, требовали, чтобы я думал и рассуждал логически, требовали дедукции, требовали, чтобы я шел от общего к частному… И всего этого было слишком много.
Глава 17
Нунция интересовало все. Какая церковь к нам ближе всего? Он хотел увидеть действующую церковь, а не только древнюю и забытую, и, если возможно, познакомиться с пастором. А мне больше всего хотелось лечь, я сказал ему, что идет дождь, напомнил о его инкогнито и, главное, что у нас нет лошади.
– Скажи им, что ты пришел от меня, и они дадут тебе лошадь Сигурда с Берега, – услужливо вмешался хозяин, услышав, в чем дело. Я наградил его убийственным взглядом. Нунций поинтересовался, что сказал хозяин, и мне пришлось объяснить, что речь идет о Сигурде Муене, живущем на Южном Берегу. У Сигурда есть старая кляча, которая, по мнению хозяина, с грехом пополам довезет нас до церкви в Бёрре, но едва ли мы сможем на ней же вернуться домой, сквозь зубы объяснил я. Нунций сказал, что ему нравится эта мысль. Фантазия Бога необъятна, считал он, и уж Он-то позаботится, чтобы мы как-нибудь вернулись домой, если лошадь нам изменит.
Хозяин сидел на кухне и рылся в бумагах и счетах. Он хотел выкроить деньги на церковную корову, ибо считал, что усадьбе она необходима, так он объяснил нам и почесал голову, поросшую редкими волосами.
Видно, после смерти хозяйки никто не искал у него в голове. Но он промолчал.
Юнкер Стиг еще не вернулся, и я, проходя мимо его комнаты, увидел там Герберта, погруженного в чтение какой-то книги. Он как будто даже не заметил меня. У меня перед глазами мелькнуло название Pia Desideria – Благие пожелания, и я удивился, что простой слуга, пусть даже придворный, читает по-латыни.
Я надел седло на верховую лошадь хозяина и вывел ее во двор. Оказавшись под дождем, она встряхнула гривой и обошла лужу. Нунций был уже готов, и я помог ему сесть в седло, сказав, что буду идти рядом и следить, чтобы лошадь чего-нибудь не выкинула. В эту минуту я заметил в дверях хозяина, он поманил меня к себе. Видно, хотел мне что-то сказать.
Нунций лихорадочно вцепился в поводья, когда я сказал ему, что сейчас вернусь, и пошел к дверям.
– Гм-м, э-э-э… – Хозяин смущенно смотрел на дождь, я испугался, что он вспомнит утреннюю размолвку, и уже собрался прервать его, но он предостерегающе поднял руку: – Послушай, Петтер, я знаю, что таких благородных спутников, как у тебя, здесь у нас еще не было… но… – Я затаил дыхание, чувствуя, что не выдержу еще какой-нибудь запутанной истории. Он покосился на галерею вокруг дома, потом на нунция и продолжал: – Но, понимаешь… у нас пропало несколько кругов копченой колбасы… – Он почесал заросший щетиной подбородок и поднял глаза. – Ясное дело, я мог ошибиться при счете… но думаю…
Копченая колбаса!
Я подавил смех и сказал, что я, безусловно, заплачу ему за эту колбасу перед отъездом. Хозяин с облегчением улыбнулся и пошел обратно к своим счетам.
Копченая колбаса. Если бы мои вопросы ограничивались только пропавшими кругами колбасы!..
Когда я немного спустя вел лошадь нунция через лес, мне пришлось объяснить ему, что церковная корова – собственность церкви, и люди, берущие ее во временное пользование, платят за это полторы марки в год.
– А не проще ли купить собственную корову? – спросил нунций.
– Может быть, и проще. – Я ускорил шаг, чтобы не отстать от нунция. – Но, говорят, что церковные коровы приносят счастье и изгоняют из хлева черта.
Нунций улыбнулся, но промолчал.
Сигурд Муен нехотя дал нам свою клячу, он собирался сам куда-то ехать, но решил, что обойдется, когда я сунул ему в руку лишнюю марку. Приятно, когда можешь быть щедрым… тем более если расплачиваешься не своими деньгами, цинично подумал я. Вскоре мы уже ехали под проливным дождем, нунций подпрыгивал на ухабах, и даже у меня заболела задница смотреть на это.
Тучи висели так низко, что я не видел во фьорде остров Бастёйен. Там тоже было гнездо разбойников, подумал я. Но мне не хотелось говорить об этом посланцу Папы. Голова у меня словно распухла и стала слишком большой и в то же время слишком маленькой, и пустой и полной, тупая боль постепенно усиливалась и давила мне на глаза. Остаток пути, пока белое здание церкви не вынырнуло из серой мглы, мы молчали. Я уже очень давно здесь не был. А был ли я здесь когда-нибудь вместе со своей матерью?
“…изливается на вас для прощения грехов”. Я неожиданно вспомнил эти слова из малого катехизиса, и у меня перехватило дыхание. Это говорилось о теле и крови Христовой, об обряде причащения, о хлебе и вине. “Теологический факультет университета оправдывает мать, – с волнением подумал я. – Мне больше не надо об этом думать…” – Если спрятать алтарный хлеб… – воскликнул я и неожиданно остановился посреди дороги. Нунций оглянулся на меня, спокойно повернул лошадь и подъехал ко мне. Не двигался в седле и ждал. – Если его прячут и позволяют телу Христову действовать вне таинства… то есть не через рот…
Нунций ждал продолжения фразы, но я никак не мог облечь свою мысль в более понятную форму, не понимая, что выдаю тайну, которая была у меня с моей… Об этом знали только она и я.
– Старый отец церкви Тертулиан, – мягко сказал нунций дей Конти, глядя мне в лицо, – рассказывал, как одному священнику в давние времена пришлось совершить определенные ритуалы, чтобы крошки хлеба не падали на пол, дабы тело Христово не пострадало. Он полагал, что даже ничтожная крошка хлеба вмещает в себя всего Христа. В церковных кругах до сих пор спорят об этом. Мы недалеко ушли от того времени, когда обсуждался вопрос, что делать, если человека вырвало после того, как он принял святое причастие, или собака или мышь случайно съели тело Христово. На соборе в Констанце обсуждался вопрос, что делать, если человек капнул на бороду “кровь Христову”. Сжечь бороду или всего человека? – По лицу нунция скользнула мимолетная улыбка. – Насколько мне известно, ни разу никого не сожгли за то, что во время причастия вино капнуло ему на бороду, но это показывает, насколько серьезно мы относимся к телу и крови Христовой. Иисус говорит в Евангелии от Иоанна, глава шестая, стих пятьдесят четвертый, что “Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день”. Эти слова невозможно иначе истолковать или извратить. – Он помолчал. – Надеюсь, я ответил на ваши сомнения, господин Хорттен?
