– Нет, постойте… Мосур – вроде так. В этих костюмах плохо слышно.
– Он сообщил, что хотел?
– Да, мэм.
Ленора ждала. Через какое-то время до нее дошло, что Демрок тоже ждет. Спокойно, майор. Он лишь уступает старшему по званию.
– Так что же все-таки он хотел?
– Вас, мэм. Сказал, ему нужно поговорить с вами.
Опять двадцать пять.
– Точно. Вы уже говорили. Спасибо.
– Не за что, майор.
В кабинете размером с чулан она села за рабочий стол и взяла трубку:
– Майор Стилвелл.
– Это полковник Мосур, майор. Долго же за вами ходят. Уже десять минут прошло, как я известил, что мне нужно поговорить.
Крыса из крыс! Желает извинений за то, что его заставили ждать. Крыс легко определить по внешнему виду – у них слишком чистая форма, слишком много жира, слишком белая кожа. По голосу вычислить не намного труднее: они не используют площадную ругань, не глотают окончания, выдают выражения вроде «я известил», разговаривают жеманно. Ленора Стилвелл их не переваривала.
– Чем могу быть полезна, полковник?
Секунды тянулись одна за другой. Он удивлен. Ждет извинений. Стилвелл молчала, глядя на часы. Во вторую палату уже опоздала. Она нужна тем четверым солдатам. Конечно, медицина – это лекарства, и скальпели, и рентген, но исцелит только сердце; она давно это поняла.
Наконец он откашлялся.
– Я офицер связи батальона ЗОМП. По распоряжению полка в скором времени буду в Тероке с проверкой. Звоню уведомить о расчетном времени своего прибытия.
– О расчетном времени прибытия? Ясно. И когда же, сэр?
– Послезавтра, восемь тридцать.
Послезавтра. Отлично. Замечательно. В ближайший час ее ждала сотня дел, а значит – до послезавтра еще целая вечность.
– Хорошо, полковник. Спасибо, что предупредили.
Штабная крыса заговорила снова, на этот раз голос звучал по-другому:
– Майор, вы можете сообщить об условиях в Тероке?
– Об условиях, сэр?
Что еще за условия? Погода? Четырехзвездочная гостиница?
Он вновь кашлянул:
– Да. – Пауза. – Как я понимаю, патоген смертельно опасен?
Напуган. Слышно по голосу. Просто скажи ему правду.
– Самая жуткая вещь, которую мне приходилось наблюдать, полковник. Вы слышали о заирском штамме Эбола?
– Конечно.
– Этот еще заразнее. Инкубационный период короче, процент смертности выше.
– Боже.
– Полковник, вы уверены, что приезжать необходимо? Здесь все под контролем.
– Приказ, майор.
Мосур произнес эти слова несчастным тоном, как провинившийся ребенок. Интересно, за что его отправляют в места с однозвездочными гостиницами?
– Значит… вы рекомендуете полную биозащиту четвертого уровня?
Ленора рассмеялась, но быстро осеклась. Зачем обижать человека?
– Необязательно, если будете за пределами госпиталя, сэр. В противном случае – однозначно.
Слишком поздно. Голос звучал оскорбленно:
– Ладно. Благодарю вас, майор. Скоро увидимся.
– Я буду на месте, сэр.
– Конечно, будете.
Он отключился.
Стилвелл положила трубку, потерла руками лицо, пытаясь отбросить усталость, тяжесть в глазах, мышцах, голове. В ящике стола обнаружился «Баттерфингер» в мятой желтой обертке. Пролежал там сутки, а может, и больше. Ленора быстро съела батончик и запила чашкой мутной жижи, которая здесь заменяла кофе.
– Пора, майор, – сказала она себе и отправилась в палату Б.
Больше раненых не привозили. И, разумеется, никого не выписывали, разве что при строжайшем соблюдении условий четвертого уровня биологической безопасности. Несколько инфицированных солдат успели отправить на родину прежде, чем поняли, что происходит, однако предаваться раздумьям было не время. Дело сделано. Четверо из второй палаты – последние, поступившие в госпиталь до подтверждения АКБ. Два специалиста четвертого ранга, Лигети и Мэйуэзер, капрал Дансерре и сержант Бигхок. Все изначально с ранениями – к счастью, огнестрельными, не от взрыва, – и все впоследствии заразились АКБ. Обход всегда начинался с самого тяжелого пациента. В этой палате – с сержанта Дэйна Бигхока, двадцатичетырехлетнего чистокровного индейца сиу из Небраски. Первую пулю из «АК» он получил в правый квадрицепс, вторая попала в нижнюю правую часть брюшной полости между пупком и тазобедренным суставом. Обе прошли насквозь. Ранение в бедро не представляло опасности, в отличие от брюшного, которое вполне могло оказаться тяжелым: пуля проделала отверстие в прямой кишке размером с десятицентовую монету, и поступление каловых масс неизбежно привело бы к перитониту.
Но Бигхоку повезло – если так можно сказать о человеке, в двух местах прошитом из автомата Калашникова. Товарищ по отделению заткнул ему раны тампонами – так же, как Де Энджело – отцу Уйману. Неизвестно, кого из бойцов первого осенила мысль использовать таким образом женские тампоны, однако их размер и форма как нельзя лучше подходили для перевязки пулевых ран в условиях боя, и теперь каждый солдат носил при себе несколько штук. Стилвелл объяснила Бигхоку, что тампон остановил опасное кровотечение и закупорил разрыв в толстой кишке. Тот на мгновение задумался.
– Значит, фарш остался в сардельке.
Она рассмеялась.
– Ненаучное, но весьма меткое замечание, сержант.
Это была хорошая новость. Плохая же состояла в том, что через сутки после поступления у Бигхока проявились первые симптомы заражения АКБ: подскочила температура, упало давление, появились жгучая боль в горле и ломота в теле. Еще через шесть часов возникли первые очаги поражения, а сейчас, днем позже, кровоточащие багровые пятна уже распространялись по всему телу. Колистин замедлял стремительное действие АКБ, но не останавливал.
Стилвелл бесшумно подошла к кровати Бигхока. Слава богу, он спал – все еще действовала внутривенная инъекция кетамина. Она посмотрела, послушала, измерила частоту дыхания, пульс – пока полный и ритмичный, – потрогала лоб. Жар усиливался. Конечно, следовало воспользоваться цифровым термометром, однако она прекрасно помнила, каким его лоб был на ощупь четыре часа назад. Сейчас – определенно горячее.
Веки Бигхока открылись, приспустились, вновь открылись.
– Мама?
Он моргнул, посмотрел на нее затуманенным взглядом, зевнул и тут же скорчился – растянулась одна из язв на левой щеке. Боль прошла, он улыбнулся Стилвелл, протянул руку.
– Мама?.. Ты… что?.. – И опять задремал.
