— Этому дереву больше семисот лет. Купив поместье, я нанял архитектора, и тот сразу же предложил выкорчевать дерево. Он собирался строить дом выше по склону, и тогда дерево портило бы вид на море. Я уволил архитектора.
Банкрофт повернулся, убеждаясь, что до меня доходит смысл его слов.
— Видите ли, мистер Ковач, архитектору было лет тридцать с небольшим, и для него это дерево представляло всего лишь мелкое неудобство. Оно ему мешало. Его не волновало то, что дерево являлось частью этого мира в двадцать раз дольше, чем время, прожитое им на свете. У него не было чувства уважения.
— Значит, вы — дерево.
— Именно так, — ровным голосом произнес Банкрофт. — Я дерево. Полиция хочет меня выкорчевать. Совсем как тот архитектор. Я представляю для них неудобство, и у них нет уважения.
Я вернулся на место, пережёвывая услышанное. Наконец мне стало понятно поведение Кристины Ортеги. Если Банкрофт полагает, что волен не подчиняться требованиям, предъявляемым к добропорядочным гражданам, у него вряд ли будет много друзей в форме. Бессмысленно объяснять, что Ортега охраняет другое дерево, именуемое Законом, и с её точки зрения Банкрофт ломает ему ветви и вбивает в него гвозди. Мне приходилось наблюдать за подобными столкновениями с обеих сторон, и единственное решение предложили мои предки.
Если тебе не нравятся законы, отправляйся туда, где они тебя не достанут.
После чего создай собственные законы.
Банкрофт остался у ограждения балкона. Быть может, он беседовал с деревом. Я решил на время отложить эту линию вопросов.
— Каково ваше последнее воспоминание?
— Вторник, четырнадцатое августа, — быстро ответил Банкрофт. — Ложусь спать около полуночи.
— Тогда было произведено последнее обновление копии памяти?
— Да, сброс данных произошёл где-то около четырёх часов утра, но, судя по всему, я в этот момент спал.
— Значит, до вашей смерти прошло почти сорок восемь часов.
— Боюсь, вы правы.
Хуже некуда. За сорок восемь часов может произойти всё что угодно. За это время Банкрофт мог слетать на Луну и вернуться обратно. Я снова почесал шрам над глазом, рассеянно гадая, где его получил.
— И вы не помните ничего, что позволило бы узнать, почему с вами хотят расправиться?
Банкрофт по-прежнему стоял, облокотившись на ограждение и устремив взгляд вдаль. Я увидел, что он улыбается.
— Я сказал что-нибудь смешное?
У него хватило вежливости вернуться в кресло.
— Нет, мистер Ковач. Смешной является сама ситуация. Кто-то желает моей смерти, и это довольно неприятное ощущение. Но вы должны понять — для человека моего положения враждебное отношение и угрозы являются частью повседневной жизни. Мне завидуют, меня ненавидят. Такова цена успеха.
Вот это новости. Меня ненавидели на дюжине различных миров, но я никогда не считал себя человеком, добившимся успеха в жизни.
— В последнее время случилось что-нибудь заметное? Я имею в виду угрозы.
Банкрофт пожал плечами.
— Возможно, и было. У меня нет привычки их просматривать. Это делает мисс Прескотт.
— Вы не считаете, что угрозы в ваш адрес заслуживают внимания?
— Мистер Ковач, я предприниматель. Открываются возможности, происходят кризисы, и мне приходится иметь дело со всем этим. Жизнь идёт своим чередом. Я нанимаю специальных людей, чтобы они разбирались с мелочами.
— Очень удобный подход. Однако ввиду сложившихся обстоятельств не могу поверить, что ни вы, ни полиция не заглядывали в архивы мисс Прескотт.
Банкрофт неопределенно махнул рукой.
— Разумеется, полиция проводила расследование. Оуму Прескотт повторила им то же, что сказала мне. За последние шесть месяцев не приходило ничего необычного. Я доверяю ей достаточно, чтобы ограничиться её словом. Хотя, вероятно, вы захотите лично взглянуть на эти архивы.
При мысли о том, чтобы разматывать сотни метров бессвязных язвительных насмешек и злобных угроз, мою новую оболочку опять захлестнула волна усталости. Я понял, что мне становится глубоко наплевать на проблемы Банкрофта. Я переборол себя, сделав усилие, которое заслужило бы похвалу Вирджинии Видауры.
— Ну, в любом случае мне обязательно потребуется переговорить с Оуму Прескотт.
— Я немедленно договорюсь о вашей встрече. — Взгляд Банкрофта стал рассеянным, обращенным внутрь. — Во сколько вас устроит?
Я поднял руку.
— Наверное, будет лучше, если я возьму это на себя. Просто предупредите мисс Прескотт, что я с ней свяжусь. И мне надо будет заглянуть в центр загрузки новых оболочек.
— Разумеется. Если честно, я сам хотел попросить мисс Прескотт отвезти вас туда. Она лично знакома с проктором. Что-нибудь ещё?
— Кредитная линия.
— Естественно. Мой банк уже открыл счет на вашу ДНК. Насколько я понимаю, у вас на Харлане система та же.
Облизнув большой палец, я вопросительно поднял его вверх. Банкрофт кивнул.
— Так и у нас. Вы обязательно увидите, что в Бей-Сити есть места, где наличные до сих пор остаются единственным платежным средством. Будем надеяться, вам не придется проводить в подобных районах много времени, но если что, вы сможете снять со счета наличные в любом отделении банка. Вам необходимо оружие?
— Пока что нет.
Одно из основополагающих правил Вирджинии Видауры гласило: «Перед тем как выбирать инструмент, определи характер предстоящей работы». Одинокое пятно копоти на штукатурке выглядело слишком изящным для того, чтобы впереди меня ждал фестиваль перестрелок.
— Хорошо.
Казалось, Банкрофт озадачен моим ответом. Он уже потянулся к карману рубашки, и теперь ему пришлось неуклюже завершать это движение.
— Это мой оружейник, — сказал он, протягивая визитную карточку. — Я предупрежу, чтобы он ждал вас.
Взяв карточку, я мельком взглянул на неё. Надпись затейливым шрифтом: «Маркин и Грин — оружие с 2203 года». Внизу — одинокая строчка цифр. Я убрал карточку в карман.
— Возможно, это и пригодится, — признался я. — Позже. Но в настоящий момент мне хочется совершить мягкую посадку. Подождать, пока не уляжется пыль, и оглядеться вокруг. Полагаю, вы меня понимаете.
— Да, разумеется. Действуйте, как считаете нужным. Полностью полагаюсь на вас. — Перехватив мой взгляд, Банкрофт посмотрел мне в глаза. — Однако не забывайте об условиях договора. Я плачу за работу. И я не люблю, когда не оправдывают мое доверие, мистер Ковач.
— Не сомневаюсь в этом, — устало заметил я.
Я вспомнил, как поступила с двумя подчиненными, предавшими её, Рейлина Кавахара. Их звериные крики долго преследовали меня в кошмарных снах. Рассуждения Рейлины, чистившей яблоко под такой аккомпанемент, сводились к тому, что поскольку сейчас никто по-настоящему не умирает, истинным наказанием может быть лишь страдание. Я почувствовал, как при воспоминании об этом мое новое лицо поморщилось.
