Ортега нахмурилась.
— Ты хочешь, чтобы я поставила между вами знак равенства?
— Я ничего не хочу, Кристина. — Я пожал плечами. — Но, если откровенно, особой разницы между мной и Трепп нет.
— С подобным отношением к жизни для тебя ничего не изменится.
— Кристина, ничто никогда не меняется. — Я ткнул пальцем в сторону толпы на улице. — Всегда будут такие тупицы, проглатывающие догматы веры целиком, чтобы не думать самостоятельно. Всегда будут такие люди, как Кавахара и Банкрофт, нажимающие кнопки и смазывающие процесс обильными финансовыми вливаниями. Такие, как ты, будут следить за тем, чтобы игра проходила гладко и правила нарушались не слишком часто. А когда мафы вздумают сами нарушать правила, они будут нанимать для этой цели таких людей, как мы с Трепп. Это прописная истина, Кристина. Так было, когда я родился, сто пятьдесят лет назад; и, судя по тому, что я понял из учебников истории, так было всегда. Лучше свыкнуться с этим.
Ортега долго смотрела молча, затем кивнула, словно придя к внутреннему решению.
— Ты с самого начала собирался прикончить Кавахару, так? А вздор с признанием был рассчитан лишь на то, чтобы привлечь меня на свою сторону.
Этот вопрос я постоянно задавал себе, и до сих пор на него не было четкого ответа. Я снова пожал плечами.
— Кристина, она заслуживала смерти. Настоящей смерти. Это все, что я знаю наверняка.
У нас над головой послышался слабый стук по панелям крыши. Посмотрев наверх, я увидел на стекле маленькие прозрачные взрывы. Начинался дождь.
— Мне пора уходить, — тихо промолвил я. — Когда ты в следующий раз увидишь это лицо, его уже буду носить не я. Поэтому, если хочешь что-нибудь сказать…
При этих словах у Ортеги едва заметно дернулось лицо. Выругав себя за неуклюжесть, я попытался схватить её за руку.
— Послушай, если тебе будет лучше, то успокойся, никто ничего не знает. Возможно, Баутиста о чем-то догадывается, но достоверно не знает никто.
— Я знаю, — резко возразила Ортега, вырывая руку. — И не забуду.
Я вздохнул.
— Да, как и я. Но, Кристина, то, что между нами было, стоит того, чтобы помнить. Нельзя допускать, чтобы память об этом испортила остаток жизни. Верни Райкера и переходи к следующему кадру. Вот что главное. Да, чуть не забыл. — Порывшись в карманах плаща, я достал смятую пачку сигарет. — Забери вот это. Мне они больше не понадобятся. И ему тоже. Так что не искушай его. По крайней мере этим ты мне обязана. Просто проследи, чтобы он не начал курить снова.
Заморгав, Ортега порывисто поцеловала меня, куда-то между губами и щекой. Я не стал исправлять эту неопределенность ни в одну, ни в другую сторону. Быстро отвернувшись, чтобы не видеть её слез, я направился к дверям в противоположном конце зала. Поднимаясь по лестнице, я обернулся. Ортега стояла, не двинувшись с места, и, обхватив себя руками, провожала меня взглядом. На таком расстоянии и в ненастных сумерках я не смог разглядеть её лицо отчётливо.
Острая боль пронзила что-то внутри. Что-то настолько глубоко укоренившееся, что я понимал: вырвав это, я лишу себя основы, делающей меня таким, как есть. Это чувство нарастало, перехлестывая через край, словно капли дождя на стеклянной крыше, сливавшиеся вместе и устремляющиеся единым потоком.
И я подавил это чувство.
Повернувшись к следующей ступеньке, я, кашлянув, исторг из себя короткий смешок. Смешок разгорелся и превратился в истеричный хохот.
Переходи к следующему кадру.
Вверху лестницы меня ждали двери, а за ними гиперкосмическая пересылка.
Все ещё смеясь, я шагнул вперед.
