Большие глаза бесцеремонно осмотрели меня.
— Вы нездешний? — спросила Бегин.
— Точно. Я с Харлана.
— Да, лейтенант говорила об этом. — В голосе Лейлы Бегин присутствовала едва уловимая жесткость, свидетельствующая о том, что она не привыкла говорить на амеранглике. — Надеюсь, это означает, что вы подойдете к делу непредвзято.
— То есть?
— То есть постараетесь найти правду. — Бегин выглядела удивленной — Лейтенант Ортега сказала, что вы стремитесь найти правду. Вы хотели поговорить со мной?
Не дожидаясь ответа, она пошла вдоль линии прибоя. Я бросил взгляд на Ортегу. Та кивнула, но не тронулась с места. Поколебавшись мгновение, я направился следом за Бегин.
— Так что насчет правды? — спросил я, догнав её.
— Вас наняли для того, чтобы установить, кто убил Лоренса Банкрофта, — натянуто произнесла Бегин, не оборачиваясь. — Вы хотите узнать всю правду о той ночи, когда он умер. Это так?
— Значит, вы не верите, что это было самоубийство, да?
— А вы верите?
— Я задал вопрос первым.
У неё на губах заиграла слабая улыбка.
— Нет, не верю.
— Позвольте мне высказать предположение. Вы думаете, что это сделала Мириам Банкрофт.
Остановившись, Лейла Бегин развернулась на каблуках.
— Мистер Ковач, вы надо мной издеваетесь?
В её взгляде было нечто такое, что сразу же заставило меня посерьёзнеть. Я покачал головой.
— Нет, не издеваюсь. Но я прав, так?
— Вы знакомы с Мириам Банкрофт?
— Виделся пару раз.
— Несомненно, вы нашли её очаровательной.
Я уклончиво пожал плечами.
— Временами она бывает резковата, но в целом да, её можно называть очаровательной.
Бегин посмотрела мне прямо в глаза.
— Она психопатка, — совершенно серьёзно произнесла Лейла Бегин и пошла дальше. Постояв, я последовал за ней.
— В настоящее время термин «психопат» приобрел слишком широкое значение, — осторожно заметил я. — Мне приходилось слышать, как его применяли в отношении целых народов. Раз или два так называли даже меня. В наши дни действительность стала настолько гибкой, что трудно определить, кто с ней связан, а кто нет. Можно даже сказать, это определение стало бессмысленным.
— Мистер Ковач! — В голосе женщины прозвучали нетерпеливые нотки. — Мириам Банкрофт напала на меня, когда я была беременна, и убила моего ещё не родившегося ребёнка. Она знала, что я беременна, и тем не менее действовала сознательно. Вам когда-нибудь приходилось быть на седьмом месяце беременности?
Я покачал головой.
— Нет.
— Плохо. Каждый человек должен пройти через такое хотя бы один раз.
— Боюсь, закрепить это требование законодательно будет весьма непросто.
Бегин искоса взглянула в мою сторону.
— В этой оболочке вы похожи на человека, знающего, что такое потери, однако, может быть, это лишь внешне. Мистер Ковач, вы такой, каким кажетесь? Вы знаете, что такое потери? Мы сейчас говорим про невосполнимые потери. Вы с ними знакомы?
— Полагаю, да, — произнес я более натянутым тоном, чем намеревался.
— В таком случае вы поймете, что я чувствую в отношении Мириам Банкрофт. На Земле память больших полушарий вживляют уже после рождения.
— Там, откуда я прибыл, тоже.
— Я потеряла ребёнка. И никакие современные технологии не смогут его вернуть.
Я не мог понять, является ли нарастающая волна чувств в голосе Лейлы Бегин искренней или деланной, но уже начинал терять фокус. Мне пришлось вернуться в самое начало.
— Это не даёт Мириам Банкрофт мотив для убийства мужа.
— Нет, даёт — Бегин снова одарила меня взглядом искоса, и на лице у неё опять мелькнула горькая усмешка. — Я ведь не была для Лоренса Банкрофта чем-то из ряда вон выходящим. Как, по-вашему, он со мной познакомился?
— Насколько я слышал, вы с ним встретились в Окленде.
Усмешка расцвела в жесткий смешок.
— Очень уклончивое определение. Да, мы с ним определенно познакомились в Окленде. Он нашел меня в заведении, называвшемся «Мясная лавка». Нельзя сказать, что оно было высококлассным. Лоренсу требовалось опускаться на самое дно, мистер Ковач. Вот что сделало его таким твердым. Он занимался этим не один десяток лет до нашей встречи, и я не вижу причин, по которым бы он остановился после.
— То есть, по-вашему, Мириам решает, что с неё достаточно, и сжигает ему мозги, так?
— Она на это способна.
— Не сомневаюсь в этом. — В версии Бегин было столько же дыр, сколько в пойманном на Шарии дезертире, но я не собирался делиться с этой женщиной всем, что знал. — Полагаю, к самому Банкрофту вы не испытываете никаких чувств, да? Ни плохих, ни хороших.
Снова усмешка.
— Я была проституткой, мистер Ковач. И очень неплохой. Хорошая проститутка испытывает к клиенту те чувства, которые он от неё хочет. Ни на что другое места не остается.
— Вы хотите сказать, что можете просто так взять и отрезать все чувства?
— А вы не можете? — возразила она.
— Ну хорошо, каких чувств требовал от вас Банкрофт?
Остановившись, Бегин медленно повернулась ко мне. Я почувствовал себя так неуютно, как будто только что дал ей пощечину. Её лицо затянула маска воспоминаний.
— Животной покорности, — наконец сказала она. — И бесконечной благодарности. Но я перестала испытывать и то и другое, как только он прекратил платить.
— А что вы испытываете в отношении него сейчас?
— Сейчас? — Лейла Бегин отвернулась к морю, словно предлагая холодному ветру остудить то, что разгоралось в душе. — А сейчас я больше ничего не испытываю, мистер Ковач.
— Вы согласились встретиться со мной. У вас должна быть на то причина.
Бегин неопределенно махнула рукой.
— Меня попросила об этом лейтенант Ортега.
— Какая у вас высокая гражданская ответственность.
Она снова повернулась ко мне.
— Вам известно, что произошло после того выкидыша?
— Насколько я слышал, вам щедро заплатили.
— Да. Вам может показаться, я поступила очень некрасиво, не так ли? Но все произошло именно так. Я взяла деньги Банкрофта и замолчала. Деньги были очень большие. Но я не забыла о том, откуда я. Я по-прежнему два-три раза в год приезжаю в Окленд, встречаюсь с девушками, работающими в «Мясной лавке» сейчас. У лейтенанта Ортеги в таких заведениях хорошая репутация. Многие девушки перед ней в долгу. Так что можно считать, я просто расплачиваюсь за них.
