– Какую хохму? – спрашивает Людмила, переставая всхлипывать.
– Прикольную! Обхохочешься!
– Расскажи!
– Слушай. Называется «Прекрасная Изольда и Вожак стаи».
– Какая Изольда? Наша?
– Наша! И ее мэн, Кирилл Семенович, он же – Вожак стаи.
– Ты что, знаешь их?
– Знаю? Я их прекрасно знаю! Помнишь, у меня роман был с завом на моей старой работе? Сразу после развода?
– Помню… и что?
– Это они.
– Не может быть! – ахает Людмила. – Это… он?
– Он. И евойная Прекрасная Изольда. Я как увидела эту парочку, чуть с копыт не загремела.
– А они тебя узнали?
– Конечно, узнали. Но делают вид, что видят в первый раз в жизни, представляешь? Сталкиваемся нос к носу по десять раз на дню, и ни тебе здрасте, ни до свидания. Сила воли, блин!
– А он?
– Что – он?
– Ну, когда без Изольды. Он как?
– Даже не смотрит в мою сторону.
– Он что, боится ее?
– Не знаю. Может, и боится.
– Не понимаю, – говорит Людмила. – Ну, ладно, когда она рядом… но когда один – мог бы хоть поздороваться. Знаешь, многие мужики, если рядом жена, на тебя и не посмотрят, а без жены…
– Если честно, я тоже не понимаю. Он при ней, как зомби. Ни шага в сторону, в рот заглядывает. А она и тогда не была красавицей, а сейчас вообще страшила… растолстела, постарела… жуть!
– А может, она ведьма? А что, вполне! – Людмила уже забыла о своей неудачной любви и переключилась на историю Риммы.
– Не думаю. Она очень сильная… я имею в виду характер. Прямо обволакивает, шевельнуться не можешь, чувствуешь себя последней идиоткой… что тогда, что теперь…
* * *
…Это был роман, скоротечный, как чахотка, сразу после развода с Виталиком Щанским. Роман, который оставил после себя ощущение… нет, нет, не горечи, а как бы… гадливости и протеста. И еще недоумения…
Кирилл Семенович был незаметным, ходящим по стеночке человечком, вечным замом, вечно на вторых ролях, на которого она никогда не обращала внимания.
В один прекрасный день, или, вернее, вечер, и вовсе не прекрасный, как оказалось впоследствии, где-то в середине лета, она стояла на крыльце под козырьком родного учреждения, пережидая стремительный летний ливень. Мимо с визгом и смехом бежали люди, пузыри вздувались на поверхности скороспелых луж, туго били в дымящийся асфальт косые обильные струи, подсвеченные оранжевым закатным сонцем. Спешить ей было решительно некуда, ее никто нигде не ждал. Настроение было прегадкое. В их с Виталиком квартиру, где все еще оставались его вещи, ей не хотелось. Она долго красилась, сидя за рабочим столом, делая вид, что собирается на свидание, пережидая, пока упорхнут девчонки, и теперь стояла на крыльце, бездумно пялясь на дождь.
Кто-то вышел из темного вестибюля, остановился рядом и сказал: «Добрый вечер!» Она скосила глаза и кивнула. Это был Кирилл Семенович. Некоторое время они стояли молча, потом он вдруг сказал:
– Дождь неуместен в городе, вы не находите?
– Не нахожу, – ответила Рима неприветливо. – Почему?
– Дождь – часть дикой природы, как лес, река или… горы, а город – творение рук человеческих. Дождю здесь тесно. Ему нужен простор.
«Псих!» – подумала Римма и промолчала.
Дождь, словно услышав его слова, прекратился, из-за тучи выкатилось медное закатное солнце. Воздух был пронизан сверкающей дождевой пылью, полосы белесых испарений висели над тротуаром.
К ее удивлению, Кирилл Семенович последовал за ней, стараясь приноровиться к ее шагам… и только через несколько минут пробормотал: «Я не помешаю?» Она снова промолчала, дернув плечом. Когда они проходили мимо городского парка, он сказал, что на озере цветут кувшинки… На закате они закрываются с легким хлопком и… это надо видеть! И слышать.
Поверхность озера казалась расплавленным золотом, трава, кусты и деревья сверкали, как лакированные, а с веток, шурша, падали на землю увесистые дождевые капли. Кваканье лягушек, стрекотание кузнечиков, щебет птиц – все эти звуки сливались в оглушительный и радостный лесной хор.
– Это мое любимое место, – тихо сказал Кирилл Семенович.
Они стояли и слушали… и ей пришло в голову, что человек рядом с ней, видимо, очень чуткий и не похож на других… Легчайшая сырая дымка стояла над озером, заросшим аиром, камышом и кувшинками… Желтые шарики закрывшихся уже цветков казались головами маленьких живых существ, стоящих неподвижно и прислушивающихся к звукам леса… Резко пахло мокрой травой и болотом…
Они расстались у ее дома, когда было уже совсем темно. Сначала долго бродили по парку, потом по городу… Кирилл Семенович рассказывал о себе. Женат, детей нет. Жена – Иза, Изольда, замечательный человек, переводчица с французского… Романы в ее переводах часто издаются. Он не вешал лапшу на уши насчет семейной драмы, жены, которая его не понимает, их чуждости, и это понравилось Римме. Мужские цеховые байки она знала наизусть и пребывала сейчас не в том настроении, чтобы их выслушивать.
Он позвонил ей на другой день и пригласил на концерт в филармонию. Ей понравилось также и то, что он ни от кого не прятался, здоровался со знакомыми. К ним несколько раз подходили, и он представлял ее… «Мой друг и коллега, Римма Владимировна», – говорил он. Она ловила на себе заинтересованные взгляды… Изольда была в командировке в Париже, подписывала договор с автором книги, писательницей, с которой давно дружит… «Ни фига себе!» – думала Римма.
– Иза старше меня, – рассказывал Кирилл Семенович, – и наши отношения – больше, чем отношения мужа и жены… Это отношения старшего и младшего товарищей. Я бы хотел познакомить вас.
«Зачем?» – удивлялась про себя Римма. Никто из знакомых мужчин никогда не предлагал познакомить ее с женой.
– Иза – самый дорогой мне человек. Вы – мой друг… Вы позволите мне называть вас моим другом? Она вам понравится, я уверен! – Тон у него был торжественно-сентиментальным.
«А я ей? – подумала Римма. – И вообще, зачем?» Перспектива знакомства с Изой ее не привлекала, но любопытство было возбуждено.
– Знаете, – пустился в воспоминания Кирилл Семенович, – когда я сделал ей предложение в первый раз, она мне отказала. Я и сам не знаю, как я посмел! Она – блестящий переводчик с именем, светская женщина, работает с иностранцами, а я – бедный студент! Во второй раз она согласилась, но сказала, что, видимо, делает глупость и, хотя любит меня, но понимает, что старше… и, что рано или поздно мне повстречается другая женщина… и тогда она сразу уйдет из моей жизни. Это – непременное условие! Иза – благороднейшей души человек! – Он помолчал, пытаясь справиться с волнением. – У меня в жизни теперь две женщины. Женщина-друг и женщина, которую я люблю… Я очень богат!
