В комнате – это была спальня – горела лампа под уютным зеленым абажуром. Она выхватывала из мрака постель, скомканные простыни и полуодетую женщину на них, лежавшую вниз лицом. Она застонала и шевельнулась. Оперлась на руки, пытаясь подняться. Коломиец бросился к женщине. Она, увидев его, закричала, закрыв ладонями окровавленное лицо.
– Не бойтесь, – сказал Коломиец. – Кто вы?
Женщина молчала. Она убрала ладони от лица и посмотрела на Коломийца. В глазах ее стоял ужас.
– Оденьтесь, – сказал Коломиец, – пожалуйста. – Он шагнул к женщине. Она отползла в глубь кровати. Губы ее шевельнулись, она что-то сказала, но он не расслышал ее слов. – Нужно уходить, – сказал он. – Вы можете встать? – Она кивнула. Руки ее бессмысленно шарили по простыням, и Коломиец не был уверен, что она его понимает. – Быстрее! – сказал он. – Вставайте!
Она повиновалась. Начала застегивать порванную на груди блузку. Спустила ноги с кровати, нашаривая туфли. Потянулась за сумочкой. Покачнулась. Он подхватил ее, помог удержаться на ногах. Отвернулся, когда она стала натягивать юбку.
– Идите, – сказал, – я сейчас.
Он сгреб с кровати окровавленные простыни, скатал в тугой узел. Она, озираясь, стояла посреди комнаты. Серели утренние сумерки. Легкий сквознячок шевелил занавеску на окне. Она сделала несколько шагов к камину, потом к двери. Она была похожа на человека, который силится вспомнить что-то. Осторожно обойдя мертвого Леку, подошла к куче тряпья у двери, опустилась на колени. Протянула руку, сдернула верхнюю тряпку. И вдруг закричала пронзительно и тонко: «Нет! Нет! Нет!» Коломиец с ужасом увидел, что там, под тряпьем, был человек, видимо, мертвый. Женщина, вцепившись в него, попыталась поднять. Она, всхлипывала, повторяла: «Игоречек, вставай! Родной мой! Игоречек! Игоречек! Вставай!» – и тащила человека на себя.
Коломиец беспомощно оглянулся. Наткнулся взглядом на лежащего у стены Леку. К удивлению своему, не почувствовал страха оттого, что человек этот был убит им, Коломийцем. Ничего не почувствовал. Те чувства, которые он испытывал совсем недавно, минут пять или семь назад, испарились без следа. Он поднял пистолет с дивана, сунул в карман. Подошел к женщине. Она уже не плакала. Лежала молча, уткнувшись лицом в грудь мертвого человека. Коломиец сказал: «Пойдемте!» – и потряс за ее плечо. По тому, как подалось под рукой ее плечо, он понял, что женщина без сознания. Он постоял, раздумывая. Потом пошел из комнаты. Подогнал машину к дому. Он не собирался оставлять ее здесь. Она – свидетель. Видимо, их было двое на даче – она и ее муж. Почему-то у них были документы генерала Медведева. Мужа убили. В доме, заметая следы, собирались устроить пожар. Если Иван доберется до нее – она погибла. Если доберется полиция, то… неизвестно. У Ивана везде связи. Значит, нужно увезти ее и спрятать.
Так примерно раздумывал Василий Николаевич Коломиец, выводя женщину из дома и усаживая ее в машину. Он захлопнул дверцу машины и еще раз вернулся в дом. Протер носовым платком дверные ручки – непонятно, зачем, ведь Бизон видел его. Оглянулся в поисках женской одежды. Подобрал с пола блестящий тюбик губной помады. Ворох окровавленных простыней бросил в багажник. Если не будут копать глубоко, то доказать, что она была в доме, будет сложно.
Женщина дрожала, как в лихорадке, и бессознательно утирала ладонью кровь, сочащуюся из разбитых губ. Он протянул ей салфетки. Подумал вдруг, что она может испачкать обивку машины, и ему стало стыдно. На мосту через речонку Стрежень он остановил машину. Не выходя, открыл окно и с силой швырнул пистолет через парапет. Услышал далекий всплеск где-то внизу…
– Вы можете говорить? – спросил он.
– Да, – ответила женщина.
– Один из них сбежал, у него, я думаю, есть ваш адрес. Вы меня понимаете? Я думаю, они захотят вас убить.
– Да, – сказала она.
– Куда вас отвезти? К родным? К подруге?
Она назвала адрес. Была странно спокойной. Не плакала. Только все утирала кровь с разбитых губ.
– Как вас зовут? – спросил Коломиец, боясь, что она может снова потерять сознание.
– Римма Якубовская, – ответила она.
Коломиец присвистнул.
– Та самая?
Она не ответила.
* * *
Бизон на бешеной скорости вел машину, поглядывая на папку с документами, лежавшую рядом с ним на переднем сиденье. Прикидывал: может, сказать хозяину, что документов они не нашли, а Коломиец ссучился и замочил Леку, тоже приехав за документами?
«Не получится, – подумал он через минуту. – Коломиец видел папку. И баба осталась… По-дурному вышло. А если… залечь на дно с документами? Рвануть из города, пересидеть пару месяцев, а потом… Документы важные, недаром Иван икру мечет. Вот пусть и платит!» Мысль украсть документы показалась Бизону настолько привлекательной, что он свернул с проспекта Мира, где жил Иван, на Пятницкую, затем на Строителей, где жил сам. Он въехал во двор, заглушил мотор. Схватил папку, взлетел на пятый этаж. Сгорая от нетерпения, прямо в коридоре расстегнул молнию на папке. Вытащил пачку бумаг, принялся их рассматривать. Он так увлекся, что не услышал, как открылась входная дверь и на пороге появился человек. Человек кашлянул. Бизон вздрогнул и резко обернулся. Растерянно пробормотал: «Медяк, ты?» Рука его скользнула в карман. Человек шагнул вперед, раздался щелчок, и стальное блестящее лезвие легко и бесшумно вошло в живот Бизона…
Глава 31
Римма. Отчаяние (окончание)
– Что случилось? – вскрикнула испуганная Людмила, увидев подругу и незнакомого человека. Она стояла на пороге, кутаясь в темно-красный махровый халат.
– Извините за поздний визит, – сказал Коломиец. – Ей нужна помощь. Вы одна?
– Одна! Конечно, конечно! – Людмила суетливо отступила в сторону, давая им войти, потом побежала по коридору, показывая дорогу. – Сюда! – Она сгребла с тахты какие-то вещички. – Я сейчас постелю.
Она выдвинула ящик с бельем, достала простыни, постелила.
– Пожалуйста!
Вдвоем с Коломийцем они уложили Римму. Людмила накрыла ее пледом. Наклонилась, рассматривая окровавленное лицо. Римма лежала молча, глаза ее были закрыты.
– Риммочка, что с тобой? – Людмиле стало страшно. Она беспомощно посмотрела на стоявшего рядом Коломийца.
– Пойдемте, нам нужно поговорить, – сказал Коломиец.
Они вышли из комнаты. В кухне было светло и уютно. Коломиец рассказывал сдержанно, подбирая слова, понимая, что рассказ о том, что произошло, – репетиция его возможных свидетельских показаний в будущем. А женщина эта – тоже свидетель, и ей, возможно, придется пересказать то, что она услышит сейчас от него. И все, что он скажет ей, приобретает отныне статус истины.
– Они была на даче, – осторожно начал он, – ваша подруга и ее муж.
– Игорек? – спросила Людмила.
– Наверное. Я с ним незнаком. С вашей подругой я тоже незнаком. Кстати, меня зовут Василий Николаевич Коломиец. Моя дача, как оказалось, находится неподалеку от дачи… Игорек, вы сказали?
