— Муж спит, — тихо пояснила женщина, закрыв дверь. — С дежурства пришел.
Алтунин от чистого сердца позавидовал тому, кто может утром прийти домой и спокойно завалиться спать, зная, что кто-то из близких станет охранять его покой.
Женщина ушла. Алтунин негромко постучал в дверь. Скорее даже не постучал, а поскребся, словно кот. Раз, другой, третий… Если бы Будницкой не было дома, то соседка сказала бы об этом. Раз не сказала, значит, надо до нее достучаться. Мелькнула мысль, что Будницкая может быть не одна, но Алтунин отогнал прочь смущение. Дело у него важное, не одна, так не одна. А если там у нее Половник, так совсем хорошо.
Пистолет Алтунин доставать не спешил и становиться сбоку от двери тоже не стал. Если, допустим, сейчас у Будницкой находится Половник, то никто не мешает ему подглядывать в какую-нибудь незаметную Алтунину щелочку. Если увидит перед дверью незнакомого мужчину в мятом костюме, то может и насторожиться, но не сильно. А вот если незнакомец встанет к двери бочком со стволом в правой руке, то тут уж все ясно — надо валить мента и уносить ноги. Пуговицы на пиджаке Алтунин расстегнул еще когда поднимался по лестнице, расстегнул машинально, не задумываясь, сработала старая привычка. Старший лейтенант Федорович из шестого райотдела вшил в каждую полу пиджака по увесистой гайке, утверждая, что этот груз помогает быстрее откинуть полу и, следовательно, быстрее выхватить пистолет. В марте сорок первого Федоровича, возвращавшегося домой с дежурства, задавило полуторкой — пьяный водитель не справился с управлением. Никто не знает, как и от чего он умрет. Оно и к лучшему…
— Боже мой! — наконец-то раздалось за дверью. — Кого это принесло в такую рань?
Алтунин машинально вскинул левую руку. Часы показывали без пяти десять. Какая же это рань? С другой стороны, Будницкая до утра поет в ресторане, так что по ее меркам сейчас где-то около трех часов ночи, самое сонное время. Ладно, переживет.
— Вера Станиславовна, я из домуправления, — негромко сказал Алтунин. — Извините за беспокойство, но куда-то пропал ваш ордер. Меня прислали уточнить…
— Сами потеряли и еще беспокоите! — возмутилась Будницкая, но дверь открыла. — Заходите, раз уж пришли!
В комнате у нее было как на сцене. Бронзовая люстра на три лампочки с цветными стеклянными висюльками, роскошное, чуть ли не во всю стену, трюмо, торшер с бахромчатым абажуром, две ширмы, расписанные китаянками или японками с зонтами в руках, бархатное покрывало на кровати, картины на стенах, ваза в виде сказочного цветка на столе. И очень приятно пахло — пряными духами, табачно-боярышниковым духом, который бывает только от заграничных сигарет, и еще чем-то неуловимо дразнящим.
Сама Будницкая, оказавшаяся в жизни гораздо красивее, чем на фотографии, выглядела бледной и немного раздраженной. Придерживала рукой у горла ворот шелкового халата, смотрела настороженно, сесть не предложила. Когда Алтунин без приглашения прошел через комнату к окну (надо же было убедиться, что за ширмами и за окном, на карнизе никто не прячется), Будницкая недовольно фыркнула.
— Я вас слегка дезинформировал, Вера Станиславовна, — сказал Алтунин, предъявляя удостоверение. — Не хотелось, чтобы соседи слышали. Дело у меня к вам деликатное… Можно присесть?
Будницкая дернула головой, что можно было расценивать как разрешение, села на край кровати и закинула ногу на ногу. Пола халата съехала, обнажив красивое молочно-белое колено, но Будницкая не обратила на это внимания, а может, сделала намеренно. Алтунин сел на стул.
— Я уже говорила вашему товарищу, что лимитными книжками
[33]
никогда не интересовалась! — Будницкая уперлась руками в кровать и вызывающе посмотрела на Алтунина. — И кто ими спекулирует, я не знаю. Я — певица, мое дело петь… Я же уже все объяснила!
— Я не по поводу лимитных книжек, Вера Станиславовна, у меня более важное дело, — Алтунин помолчал несколько секунд, решая, как лучше сказать, и решил переть напролом, потому что время дорого, и вообще, с такими вот дамочками, искушенными в увертках и прочем коварстве, «напролом» лучше. «Напролом» почти всегда лучше, за редким исключением. Сила солому ломит. — Меня, Вера Станиславовна, интересует гражданин Половинкин Федор Тихонович, он же Федя-Половник. Вы его знаете, не так ли?
— Что-то смутно припоминаю… — Будницкая картинно подняла вверх правую руку и коснулась лба хрупкими изящными пальцами. — Был у меня такой знакомый. Давным-давно…
Тон, которым было произнесено «давным-давно», наталкивал на мысль о том, что на самом деле Будницкая видела Половинкина недавно. Да и вся эта наигранная жеманность служила прикрытием для лжи. «Что-то смутно припоминаю…» Ах, скажите пожалуйста!
— Послушайте, что я вам скажу, Вера Станиславовна…
— Может, просто Вера? — перебила Будницкая. — Или уж «гражданка Будницкая», если на то пошло! Я не настолько стара, чтобы то и дело вспоминать мое отчество!
— Не стары, — согласился Алтунин. — Тридцать семь лет, это разве старость? Это ж самый расцвет! И жаль мне будет, гражданка Будницкая, если вы не доживете до тридцати восьми!
— Вы мне угрожаете? — Будницкая повела головой и высоко вскинула тонкие, выщипанные в ниточку брови.
— Что вы! — разыграл удивление Алтунин. — Всего лишь предупреждаю! Возможно, вы действительно не видели в последнее время Федора Тихоновича Половинкина. Тогда мы на этом можем закончить. Я еще принесу вам извинения за беспокойство, встану и уйду…
Вставать и уходить Алтунин не спешил.
— Но если окажется, что вы с Половинкиным продолжаете знакомство, что он вас навещает, что вы знаете, где он проживает, то тогда я, гражданка Будницкая, не дам за вашу жизнь ломаного гроша.
Алтунин выждал небольшую паузу. Отметил, как раскрылись и заблестели глаза Будницкой, как дрогнули ее губы, как порозовели щеки и понял, что стоит на верном пути. «Яблочко созревает на глазах», говорил в таких случаях майор Ефремов.
— Половинкин — не просто бандит, а фашистский диверсант, заброшенный к нам с очень важным заданием, — продолжил Алтунин. — Ему терять нечего, к высшей мере его приговорили еще в сорок первом, только вот приговор в исполнение привести не успели, а жаль. Половинкин знает, что мы его ищем, он собирается покинуть Москву, но перед этим он непременно «зачистит концы», то есть уберет всех, кто хоть как-то может на него вывести. Это первая причина, по которой я не дал бы за вашу жизнь ломаного гроша. Если вы встречаетесь с Федей, то одна из ближайших ваших встреч станет роковой. Вторая причина — если у нас будут доказательства того, что вы являлись пособницей фашистского диверсанта…
