— Слышь, я уже тридцатую бабенку насчитал, — громко сообщал он своей жене, сутулой женщине, которая копошилась над кастрюлями с едой в дальнем углу сторки. — Если считать по два толера
[61]
за каждую, он уже получил шестьдесят толеров. Что ты на это скажешь, а, мисес?
[62]
— А что я должна сказать? — отвечала жена, перекрикивая кипящие кастрюли. — Чтоб ты каждую неделю столько же зарабатывал на своем джонке
[63]
, Господи Боже ты мой…
— Я бы не прочь и каждые две недели. — Мистер Веврик отвлекался от подсчетов и с такой силой ударял молотком по железу, что искры сыпались.
Ему не приходило в голову сравнивать своих старших детей с доктором Яффе. Мистер Веврик знал, что он нищий, что он едва зарабатывает на свой бедняцкий хлеб, и надеялся только на то, что его дети станут хорошими сейлслайт
[64]
где-нибудь на Гренд-стрит или Диленси-стрит. А вот насчет младшего, насчет Джорджи, ему вдруг пришла в голову смелая мысль: почему бы Джорджи в самом деле не стать таким, как доктор Яффе из дома напротив? Если отец бедняк, то сын что, не может выучиться на доктора?
То ли потому, что Джорджи был младшим и мистер Веврик любил его больше других своих детей, то ли потому, что Джорджи вырос в подвале таким большим и красивым, что все смотрели ему вслед, то ли потому, что у парня были золотые руки и он мог справиться с чем угодно: мог починить электричество, разобрать и снова собрать часы, ловко обращался со всякими механизмами, — как бы там ни было, мистер Веврик горячо верил в своего младшего сына Джорджи, верил в него с самого детства и надеялся, что тот его еще порадует.
— Джорджи! — подзывал он сына и усаживал его у пыльного окошка. — Видишь этот дом напротив?
— Sure, ра
[65]
, — отвечал Джорджи.
— Знаешь, кто там живет?
— Sure, pa, doc…
[66]
— Учись хорошо в скул
[67]
, читай книги, не болтайся без дела, и ты тоже будешь таким, как доктор Яффе, — наставлял мистер Веврик. — У тебя будет свой дом, много денег… Будут приходить женщины, платить по два толера за визит… Тебе не придется, как твоему папе, ходить перепачканным, собирать джонк и жить в подвале… Станешь носить красивую одежду, не будешь работать. И все тебя будут знать. Все будут пальцем показывать: вот доктор Джорджи Веврик!.. Ну как, Джорджи?..
Джорджи резко взмахивал головой, чтобы откинуть рыжие патлы, которые лезли ему в глаза. Он обдергивал зеленый свитер, слишком короткий в рукавах, и спешил отойти от окошка, чтобы больше не видеть докторского дома с гардинами на окнах.
Ему не нравился этот красный дом напротив их сторки: слишком важным выглядел он среди других домов, слишком цирлих-манирлих. Ни мячом в него не кинь, ни поиграй в пристенок на его ступенях. Стоит мячу ударить в окно, черная поднимает крик, и доктор Яффе тут же звонит в полицию. Сам доктор Яффе тоже не слишком нравился Джорджи. Доктор шел по улице, точно боялся обжечься, сердито расталкивая детей своей тростью, чтобы те, неровен час, не испачкали его праздничную, будто только что отутюженную, одежду.
— Дьяволы, сволочи
[68]
, — ворчал он на них по-русски.
Хоть Джорджи и не понимал этих чужих слов, но догадывался по тону, что ничего хорошего он, этот доктор, о детях с улицы не думает. И когда Джорджи был маленьким, он всегда вместе с другими ребятами во весь голос кричал вслед Мирону Яффе дразнилку, которую они, да еще и в рифму, про него сочинили.
Нет, у него не было желания стать таким, как доктор Яффе. Ему не хотелось ни жить вот так, в одиночестве, без друзей-приятелей, ни лечить больных, ни выглядеть так же смешно, как этот разодетый доктор с тростью в руке. Ничего лучшего, чем отцовская сторка со всем этим металлоломом, он и представить себе не мог. Повсюду колеса, винтики, пружины, всякие там медные проволочки и куски жести. Часто отец приносит домой старый байсикл, который Джорджи тут же прибирает к рукам, подтягивает гайки, колотит молотком, корпит над ним, пока не починит, а потом катается по улице. Иногда его отец покупает старую машину, на переплавку. Тут-то Джорджи есть чем заняться. Он снимает колеса, вертит, развинчивает и разбирается в устройстве мотора. Однажды Джорджи посадил целую ватагу мальчишек в такой вот разбитый «фордик», купленный отцом, и поехал по улице. Со всех сторон поднялся шум, женщины закричали, прибежал полисмен и с трудом остановил машину. Вот было здорово, просто фан
[69]
!
За все это Джорджи очень любил папину сторку и не понимал, почему его отец так завидует смешному доктору и собирается сделать из него такого же. Ему не хотелось вести себя прилично, как просил отец, не хотелось читать никаких книжек и заставлять себя быть лучшим в скул. Интереснее возиться с железом, если есть время. Тут уж все в его руках. Но отец не собирался это терпеть.
— Джорджи, а ну вылезай из мусора, — прогонял он сына.
Когда Джорджи не слушался, отец пробовал взывать к его разуму.
— Доктор Джорджи Веврик, — титуловал он тогда сына, — посмотри, на кого ты похож! Чумазый, как негр.
Одно здорово беспокоило старика — его фамилия. Еще на родине, в литовском местечке, фамилия Веврик доставляла ему большие неприятности. Из-за этой смешной фамилии любой мог над ним подшутить. В детстве он частенько проклинал своего деда, который почему-то выбрал себе фамилию Веврик — людям на потеху. Когда мистер Веврик приехал в Америку, он подумывал о том, чтобы сменить фамилию, но у него никогда не было на это времени. Он уже не мог выползти из-под своего металлолома. С тех пор как он решил сделать из Джорджи доктора, прежняя головная боль вернулась к нему. Как-то не выговаривалось у него «доктор Веврик». Доктор Яффе — это понятно. Это звучит красиво. Но доктор Веврик! Отвратительно! Женщинам будет стыдно сказать, что они идут к доктору Веврику.
Однажды, обычным рабочим днем, мистер Веврик отмыл руки от ржавчины и надел приличные брюки вместо оверолс. Он собрался к юристу, чтобы тот поменял ему фамилию.
— Послушай, Джорджи, я делаю это ради тебя… — сказал он сыну. — Только ради тебя… Потому что я не хочу, чтобы у тебя были тробл
[70]
, когда тебе придется открывать офис. Смотри, учись хорошо…
