— Come on, tootsie!
[99]
— грубо сказал парень и сильно сжал ее руки в танце. — Меня зовут Джорджи.
Роуз растерялась от удивления и негодования. Она задрала голову, чтобы посмотреть на того, кого собиралась было отчихвостить. И в то же мгновение увидела в нем свою мечту. Точно так же выглядел ее экранный кумир. Даже штаны и свитер те же. Тем временем парень быстро обхватил ее за талию и пустился по террасе, выделывая всякие дикие па и фигуры и так громко насвистывая под музыку, что все оглядывались.
И Роуз позабыла о том, что собиралась отчихвостить этого парня, забыла о своей подруге, которую бросила одну в середине танца.
Если не считать объятий доктора Стоуна, она впервые почувствовала себя в мужских руках. Больших, сильных и властных. Она прильнула головой к груди юноши, до которой едва доставала, и покорно позволяла ему вести себя, повторяя все его безумные фигуры и неуклюжие па.
Когда они вернулись за столик, подруга Роуз уже ушла. Роуз стало досадно за то, что она обидела подругу. Но парень в свитере только рассмеялся, показывая все свои крупные зубы.
— Junk
[100]
, — успокоил он девушку и одним залпом выпил стакан апельсинового сока, оставшийся нетронутым после ухода обиженной подруги.
В тот вечер парень в свитере повел Роуз кататься на качелях, горках, лодках, винтовых лестницах и разных аттракционах, от которых дух захватывает. Роуз вопила, визжала, умоляла парня ее отпустить, а то она потеряет сознание, но парень смеялся и не выпускал ее из рук. Он крепко прижимал ее к себе, как это делают матросы и шпана, обнимал ее на глазах у всех и целовал прямо в губы.
Она отталкивала его, кричала, что ненавидит его и что больше знать его не желает. Но парень смеялся, фыркал в ответ «junk» и говорил ей, чтобы она ждала его у сабвея напротив инженерной школы, когда у него закончатся занятия. И она была там минута в минуту, как он ей велел.
С тех пор они часто встречались. Она — наряженная по последней моде, а он — в широких вельветовых штанах и свитере с именем Джорджи на груди и на спине.
Когда однажды Роуз пришла к сабвею бледная и напуганная и стала лить слезы на свитер Джорджи, прямо на его вышитое имя, говоря, что она несчастна, что она бросится в океан и что родители выгонят ее из дома, Джорджи только громко, грубо и дико рассмеялся.
— Ты смеешься? — испуганно спросила Роуз, и что-то оборвалось в ее сердце.
— Sure, tootsie
[101]
, — ответил Джорджи и от этого рассмеялся еще громче.
Роуз почувствовала слабость в коленях, как будто их суставы размякли. На мгновение ей показалось, что ее родители были правы, так настойчиво предостерегая ее от шпаны. Она с неожиданной ненавистью посмотрела на долговязого Джорджи.
— Хватит смеяться, дурак! — закричала она. — У меня будет бейби, понимаешь — бейби!
Парень продолжал смеяться.
— О'кей! — сказал он. — Бейби так бейби.
Роуз раскрыла глаза в два раза шире обычного.
— Но мы же не женаты! — в истерике закричала она, не думая о том, что люди могут ее слышать.
— Junk, — ответил. Джорджи, — мы можем пожениться.
Заплаканные глаза Роуз засветились счастьем, хоть она и не поверила своему парню. Джорджи обнял ее своей огромной рыжеволосой рукой и потащил за собой.
— У тебя есть деньги? — спросил он. — Дай мне. У меня только никель
[102]
на сабвей, а нужно еще платить за лайснс…
[103]
Испуганная, удивленная и счастливая одновременно, Роуз семенила вприпрыжку рядом с Джорджи, прижавшись к его свитеру и едва поспевая за его широкими шагами.
В широких мятых вельветовых штанах, в коротком свитере, протертом на локтях, Джорджи Веврик поклялся перед зевающим чиновником, который регистрировал браки, быть верным мужем своей жене Роуз Бакалейник и в радости и в горе.
На следующий же день, хотя ему оставалось учиться на инженера всего год, он забросил книги, чертежи и циркули, которые несколько лет каждый день таскал в рваном портфеле, и стал повсюду прогуливаться со своей маленькой женушкой.
— Хелло, — останавливал он всех знакомых на улице и представлял свою жену: — Это моя Роуз… Можете нас поздравить…
Роуз была напугана происходящим. Сколько Джорджи ни уговаривал ее пойти с ним в подвал к его родителям, пришлось ему тащить ее силой. После порции брани, полученной от перепачканного металлоломом свекра, она до дрожи боялась привести своего мужа в богатый родительский дом. Хоть Роуз и была единственной дочерью, она знала, что ее отец не простит ей позора, которым она покрыла его. Она хорошо знала своего отца. Чего стоило ему стать президентом конгрегации, уважаемым домовладельцем, а теперь он сгорит со стыда от того, что вместо зятя-доктора и свата-преподобного она приведет к нему в дом юнца-бездельника, сына джанк-дилера
[104]
из Ист-Сайда.
Со всеми женскими ухищрениями, на которые только она была способна, Роуз готовила Джорджи к нелегкой встрече с тестем. Она его чистила, наводила на него лоск, чего только не делала, чтобы привести его в порядок. Но ничто на свете не могло изменить Джорджи. Тесный костюм, который чуть не лопался на нем, рубашка и галстук, даже светлая шляпа и желтые ботинки ни на грош не прибавляли респектабельности рыжеволосому переростку, привыкшему лишь к широким вельветовым штанам и свитеру. В любой одежде он выглядел шпаной.
С замирающим сердцем, с опущенными глазами подходила Роуз к своему дому.
— Джорджи, — умоляла она, — будь повежливее с моим па… Я боюсь…
Джорджи, как обычно, был спокоен и широко улыбался.
— Хелло! — радостно приветствовал он своего тестя, грузного, краснощекого мужчину с черными глазами, до того выпученными и круглыми, будто они готовы были вот-вот выскочить из орбит.
Краснощекий мужчина возвел глаза на высоту шести футов, туда, где была голова Джорджи. Он оглядел его от огненно-красного чуба, нахально падающего ему на глаза, и крупных смеющихся зубов до тесного костюма и больших желтых ботинок…
— Это Джорджи… Джорджи, — дрожа, пролепетала Роуз, — мой муж, папа… Пожми ему руку…
Мистер Бакалейник вместо того, чтобы, как об этом просила его дочь, протянуть руку зятю, протянул ее по направлению к двери.
