— Это потому, что они неудачники. Половина их будет учиться всего лишь на музыкальных техников в местном колледже. Не слишком большая жертва.
Джейми уставился на сестру.
— Тебе промыли мозги.
— Джейми, я буду откровенна. Вашу группу нельзя назвать даже хорошей.
От гнева у Джейми отвисла челюсть.
— Ты говорила, что они классные. Говорила, что они тебе нравятся.
— Я просто вас поддерживала. — Она жестом взяла последнее слова в кавычки. — Не хотела тебе раньше говорить, что это никуда не годится, но теперь, когда ты хочешь уехать и испортить себе жизнь, могу и сказать. Они неинтересные. Я все это уже не раз видела и слышала. Тоска.
— Стерва.
Бетт легла на спину.
— Не уезжай, Джейми.
— Я еду. И когда у меня будет контракт и лимузин и я буду играть в Гластонбери
[25]
, не приходи ко мне клянчить дармовые билеты.
Развернувшись на пятках, он вылетел из купе. Встал в коридоре. Швейцария пролетала мимо во всем великолепии, у Джейми даже закружилась голова. Подступили слезы. Он не знал, что и думать. Юноша знал, что ведет себя по-идиотски, как сказала Бетт, но был зол.
Джейми увидел Стефани, с озабоченным лицом шедшую к нему по коридору. Она увидела сумку у него на плече.
— Джейми, — начала она.
— Не трудитесь, — грубо оборвал он ее. — С вами все в порядке. Если вы правильно разыграете свои карты, то, вероятно, к концу путешествия получите кольцо. Ведь вы ведете отца именно туда, куда хотите, не так ли?
Он не хотел смотреть ей в лицо. Не мог поверить, что с его языка слетает вся эта гадость. Стефани ни в чем не виновата. Но он-то хотел только одного: чтобы здесь была мама. Снова вместе с отцом.
— У тебя есть деньги? — очень тихо и спокойно спросила Стефани.
— Да, — бросил он. — Этого в нашей семье хватает. Но поверьте, это не сделает вас счастливой. На тот случай, если вы так считаете.
Он отвернулся от нее. Слезы жгли глаза. Как он мог такое сказать? Стефани просто была добра к нему.
Поезд вошел в Арльбергский туннель. Джейми вдруг ощутил, как скалы сомкнулись вокруг него. Навалился панический страх замкнутого пространства, но деться было некуда. Ему захотелось бежать, но и бежать пока было некуда. К черту их всех. К черту Бетт. Ее слова звенели в ушах Джейми, и уверенность, которая прежде у него была, испарилась. Группа никуда не годилась.
— Джейми… — Стефани заговорила с ним, голос ее звучал мягко. Стиснув зубы, он повернулся к ней. — Послушай. Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, но ты не знаешь, как тебе повезло. В твоем возрасте у меня не было никакого выбора будущего. У нас не было денег. Моим родителям даже в голову не приходило, что я могла бы поступить в университет. Мне пришлось поселиться отдельно и найти работу. Не карьеру делать… Просто работать. Мне понадобилось больше десяти лет, чтобы осознать, что я могу о чем-то мечтать. И теперь моя мечта осуществилась, но это было трудно. Очень трудно. Никто не встречал меня с распростертыми объятиями, потому что я ничем не могла доказать, что чего-то стою. У меня не было диплома. Не было ученой степени. Поэтому я знаю: ты считаешь это скучным, считаешь, что тебя заставляют подчиняться строгим требованиям, что это обыденно. Прошу тебя: не отворачивайся в гневе от возможности, которую тебе дали. Я бы с радостью пошла учиться в университет. Говорю это тебе как человек, который знает, как непросто без преимуществ, которые дает тебе образование…
Она умолкла. Джейми смотрел мимо нее, щека у него дергалась, кулаки сжались.
— Вы считаете меня избалованным, плохо воспитанным ребенком, — в конце концов сказал он.
Стефани помедлила с ответом.
— Да, — признала она. — Но тебе позволили быть таким. Тебе восемнадцать лет. В последнее время тебе было нелегко. А мы все совершали подчас одинаковые поступки, своего рода клише.
Джейми метнул на нее взгляд. Ему не понравилось, что его называют «клише».
— Итак… Ты можешь совершить предсказуемый поступок и сказать отцу, что ему придется смириться. Сойти в Инсбруке. Испортить себе жизнь.
Он наклонил голову набок.
— Или?
— Признать, что ты был не прав.
Джейми втянул щеку, обдумывая слова Стефани. Вопреки своему желанию он понимал, что она говорит дело. Джейми относился к ней с уважением. Он не хотел этого признавать, но, может быть, он ценил ее мнение больше маминого. Ведь во что превратила свою жизнь его мать?
— Эй! Иди сюда. — Стефани протянула руки, чтобы обнять его. — Знаешь, плохая новость состоит в том, что жизнь не будет легче. Тебе нужно прислушиваться к окружающим, людям опытным.
Поезд вышел из туннеля на открытые сельские просторы, и настроение Джейми чуточку улучшилось. Ярко-голубое небо и сияющее солнце ослепили его. Он поморгал, защищая глаза от света. Плакать он не собирался. Не над чем тут плакать.
Пройдя по вагонам, Джейми добрался до бара, где его отец менял линзы на камере. Тяжело опустился в кресло напротив.
— Я вел себя как кретин, — сказал он.
Саймон аккуратно убрал линзу в футляр. Затем протянул руку и коснулся плеча сына. Всего на секунду.
— Давай выпьем пива, — предложил он.
Стефани стояла в дверях, наблюдая за ними. «Один кризис предотвращен, — думала она, — по крайней мере на некоторое время».
Глава двадцать седьмая
В Инсбруке поезд остановился на полчаса, чтобы сменить локомотив. На небе не было ни облачка, воздух был свеж, и большинство пассажиров вышли прогуляться по платформе под олимпийским лыжным трамплином, который возвышался над ними.
Для прибытия в Венецию Эмми нарядилась в платье цвета морской волны, длиной до середины икры. Соломенная шляпа с широкими полями была отделана полосой шифона и брошью с кристаллами, что придавало девушке вид романтической представительницы богемы. Такие персонажи встречаются в фильмах, где события происходят в начале двадцатого века. С гордостью Арчи отметил, что на фоне Эмми у всех остальных был самый обыденный вид.
— О Боже! — проговорила Эмми. — Не смотри… Хотя бы не таращи глаза… но я клянусь, что это Сильви Шагалль.
Арчи увидел миниатюрную блондинку в ярком кашемировом свитере и табачного цвета замшевых брюках, она сидела на скамейке, подставив лицо солнцу.
Арчи покачал головой:
— Сильви Шагалль? Никогда о ней не слышал.
— Должен был.
— По части знаменитостей я абсолютно безнадежен. Джей всегда показывал мне людей, когда мы были в Лондоне. — Махнув ладонью над головой, Арчи показал, как все это его доставало. — Так кто она такая?
