– Сьюзен, позови миссис Крэгмор, Дженни и Диггори, – приказал пастор.
Не успела Агнесс и глазом моргнуть, как весь штат был в сборе. Версия с дверью подтвердилась. Значит, слуги уже осведомлены, какого низкого мнения хозяин о своей племяннице. Гостья покраснела так густо и жарко, что еще чуть-чуть и вспыхнут корни волос.
Между тем пастор обратился к пожилой особе в темно-зеленом платье и белом воздушном чепце:
– Миссис Крэгмор, будьте так добры передать связку ключей моей племяннице. Сегодня мисс Агнесс будет за экономку.
Не утруждая себя книксеном, дородная старуха протянула ей связку ключей всех размеров и оттенков ржавчины. Любой взломщик восхитился бы таким набором.
– Твоя задача, Агнесс, проследить за уборкой дома. Изволь отдать распоряжения слугам. Покуда ты им не прикажешь, сами они пальцем не пошевелят. Надеюсь, я выражаюсь недвусмысленно? Никто из вас пылинки не смеет смахнуть без прямого приказа мисс Агнесс!
– Да, сэр, – отвечали слуги вразнобой, а одна из горничных хихикнула, прикрыв рот уголком передника.
– К концу дня ты должна привести в порядок каждую комнату. За исключением моего кабинета, разумеется.
– А его – завтра?
– А его – никогда. Это единственная комната, где ноги твоей быть не должно. Если я тебе понадоблюсь, постучишься и подождешь ответа.
– Хорошо, сэр.
– Если ты там побываешь, я об этом все равно узнаю, – не успокаивался пастор. – Как – неважно, но узнаю. Даже думать об этом не смей.
– Хорошо, сэр.
«Не ходи в мой кабинет! Да не больно-то мне и хочется», – дулась Агнесс, поднимаясь на второй этаж вслед за Диггори. Что у него там, пещера Али-бабы? Да ее туда силком не затащишь. Много ли она потеряет, если не увидит собрание сочинений Тертуллиана?
– Ух, тяже-елый! – кряхтел парнишка, волоча ее багаж, и косился на гостью – ценит ли она его старания?
Веснушчатое лицо Диггори понравилось Агнесс, хотя его портил красный полумесяц на лбу – лошадь копытом приложила.
– Чего у вас в сундуке, а, мисс? Небось, всякие умные книжки? – уважительно спросил Диггори, когда они вошли в спальню.
– В основном там раковины.
– Раковины? Из-под устриц, что ль?
– Ну при чем же тут устрицы? Это другие ракушки, декоративные. Я буду делать из них цветы, – Агнесс похлопала по крышке сундучка.
– Цветы-ы? Так коли вам цветов не хватает, у нас всякие есть! И ромашки, и васильки, и наперстянка еще эта – куда ни плюнь, повсюду прет. Девчонки вам мигом нарвут, только прикажите. А то чего ж вам с ракушками маяться!
Агнесс вздохнула, как проповедница, которой предстоит объяснить африканскому дикарю, зачем нужны жилет и брюки.
– Это мое хобби, самое подходящее хобби для леди. Я умею делать цветы из бумаги, шелка, перьев и берлинской шерсти. Мадам Деверо говорит, что руки всегда должны быть при деле.
– Моя нэн тоже так говорит, – опечалился конопатый парнишка. – Только она все больше про уборку навоза.
Нэн – это бабушка, догадалась Агнесс. К йоркширскому диалекту ей привыкать и привыкать. Отослав Диггори, который чесал в затылке, переваривая услышанное, она принялась рыться в сундуке. Осмотреть спальню времени не было. Окно, кровать с балдахином, туалетный столик – и на том спасибо. Ах, ну где же эта книга? Надо ее побыстрее найти. Еще оставался шанс доказать дядюшке, что она не такая пустышка, как он думает.
Нужная вещь, как всегда, отыскалась на самом дне, под слоями льна и шелка, мешочков с бисером и альбомов для аппликации. Вот она – «Компендиум хороших манер и домоводства». Пухлый томик вручали каждой выпускнице, как новобранцу – ружье. С этой книгой можно покорить весь мир – или хотя бы не опозориться в обществе.
Так, где же про повседневную работу? «Правила оставления визиток». Не то. «Французские соусы». Тоже не то! Ага, вот оно! «Домашняя прислуга». Рассчитывая на место гувернантки, Агнесс была уверена, что единственной служанкой у нее в подчинении будет нянька для черной работы. А тут сразу столько слуг! Чем же их занять? Ведь, согласно «Компендиуму», ничто так не растлевает прислугу, как праздность. К счастью, на советы по обращению со слугами справочник не скупился. Агнесс пролистнула страницу про жалованье («Деньги на пиво слугам лучше не давать, это приводит к падению нравов») и погрузилась в изучение домашних обязанностей.
Пять минут спустя она вернулась в гостиную, где ее дожидались обе горничные. В их внешности проскальзывало что-то средиземноморское – смоляные кудряшки, черные глаза, густой загар. Не иначе как сказывалось влияние римлян, некогда превративших Йоркшир в свою провинцию.
– Мы готовы, мисс, – сказала Сьюзен, старшая девушка.
– Тогда соберите… э-м… ночную керамику и прополощите ее горячей водой с содой.
Служанки задумались над ее словами.
– Ночные горшки, мисс? – уточнила младшая, толстушка Дженни.
– Ну да.
– Слушаюсь, мисс. А потом?
– А в столовой вы убрали? Поменяли скатерть?
– Хозяин… завтракает у себя, мы ему поднос в кабинет приносим, – смущенно проговорила Сьюзен, словно извиняясь за его нелюдимые привычки. – Но мы могли бы…
– Шшш, не подсказывай, – пихнула ее в бок сестра. Она так и подпрыгивала от возбуждения. Еще бы, экзаменовать настоящую леди!
– В таком случае проветрите все спальни и взбейте перины, – велела Агнесс. – На это у вас уйдет от силы полчаса. Я проверю, все ли в порядке на кухне, а после дам вам новое задание.
Агнесс выскользнула с черного хода и отправилась на кухню, досадуя, что она находится так далеко от дома. Стало быть, чай всегда будет противно-тепловатым, а суп – с пленкой застывшего жира. По крайней мере, зимой. Хотя сама она, конечно же, такое безобразие не застанет, потому что до зимы тут не задержится.
Отворив дверь, Агнесс сощурилась, привыкая к полутьме, но в первый миг ей показалось, что от очага метнулась какая-то тень, и словно бы вверх… Кошка? Под потолком висели окорока, зашитые в холщовые мешки, и, уж непонятно зачем, заплесневелая булочка на веревке, но больше ничего и никого. Никаких посторонних животных.
Впрочем, кошка в кухне все же имелась, черная, но с белым пятнышком на морде и белым же кончиком хвоста. Казалось, она макнула хвост в сметану, а потом попыталась его облизать. Кошка развалилась на коленях миссис Крэгмор, которая, оказывается, служила не только экономкой, но и кухаркой. Откинувшись в кресле, старуха напевала вполголоса:
– Мой милый мне дороже всех властителей земных. Его не променяю я ни на кого из них. Летит на скакуне лихом, не ведая преград. Подковы блещут серебром и золотом горят.
При виде барышни она попыталась встать, опершись в подлокотник, но Агнесс замахала на нее. Зачем утруждаться? Недаром же старушка положила ноги на деревянную скамеечку. Сползшие чулки открывали ее опухшие, изрытые темными венами лодыжки.
