Последовал десерт – вездесущий кекс с тмином, король провинциальных чаепитий, – и в столовую гуськом вошли остальные члены семьи: двенадцатилетний Сэм, девочки-погодки Бетти и Летти и Эдвард, унылый карапуз с перевязанным ухом. Девочки присели, мальчики шаркнули ножкой. Когда от кекса остались крошки на блюде, детей выдворили в детскую, и Агнесс услышала, как они беснуются на втором этаже.
Тем временем миссис доктор продемонстрировала ей свои сокровища, одно за другим. Сначала на скатерть легли серебряные «апостольские» ложки – подарок Милли на крестины (из двенадцати остались только четыре, и по вздоху мисс Билберри стало понятно, куда девались остальные). Вслед за ними появились акварели Милли, гербарии, собранные Милли лет пять тому назад, портрет спаниеля, который Милли вышила берлинской шерстью, и, наконец, вязаные крючком салфетки-антимакассары. Ими маменька особенно гордилась.
– Джентльмены очень обожают помадить волосы.
– Мистер Холлоустэп так просто натирает их куском сала, – поддакнула Милли.
– А потом на спинках кресла остаются жирные пятна, но антимакассары помогают сберечь обивку. Такая экономия, мисс Тревельян! – ликовала вдова. – Мистеру Холлоустэпу повезло, что ему достанется хорошая хозяйка, да и Милли повезло с женихом. Пускай у нее нет родственников, которые одевали бы ее в шелка, зато теперь поживет в довольстве и достатке.
Милли не просто поднесла чашку к губам, но прикусила ее край, и Агнесс испугалась, что фарфор сейчас треснет. Она тоже пригубила чай. После каждого глотка во рту оставался металлический привкус – наверное, разбавлен какой-то гадостью или подкрашен медянкой. О таком часто пишут в газетах.
– По-вашему, maman, семейная жизнь сводится к одному лишь достатку? – холодно спросила Милли.
– Нет, но это ее важный компонент. Берите пример с нашей леди Мелфорд, милочки. Вот кто выгодно обстряпал свой брак – из простолюдинок в знатные дамы.
Агнесс не сразу поверила услышанному. Лавиния – не леди по крови? Да она же воплощение аристократизма! Ее манеры исполнены достоинства, а вены на запястьях такие голубые, что в них может течь только благородная кровь (учитывая, что самой Агнесс приходилось подрисовывать вены синим карандашом, это обстоятельство вызывало у нее особый трепет).
– Разве она не родилась леди? – подала голос гостья. В основе ее мира только что расшатался кирпичик.
– Она-то? Как бы не так. Дочка управляющего усадьбы, а уж мнит о себе! Ну еще бы, с детства росла в Линден-эбби, с господскими детьми, покойный граф в ней души не чаял – нанимал ей учителей, подарками задаривал, даже лошадь купил. Ничего не скажешь, втерлась в доверие. Она еще пигалицей была, когда…
Повествование остановилось так резко, что едва не сбросило седока – то есть саму миссис Билберри.
– …когда граф разочаровался в поведении одной своей дальней родственницы.
Агнесс поняла, кто стоит за эвфемизмом, но от любопытства забыла обидеться.
– Леди Мелфорд росла с моим дядей?
– И с его старшим братом Уильямом. Если бы у Милли были такие покровители, она уж верно знала бы свое место и взирала бы на них с почтением. А эта вертела обоими, как хотела. Даже охотилась с ними, как ровня. Они часто на охоту ездили, и всегда втроем. Ходили слухи… но вам, мои милочки, рано еще о таком знать.
Миссис Билберри пригубила чай.
– Родители, конечно, радовались, что не нужно ни фартинга тратить на дочь. Они как раз деньги откладывали, чтобы купить сыну патент на офицерский чин. А Дик тот еще был ветрогон, все подучивал сестричку стрелять и скакать, да притом в мужском седле. Видите, мисс Тревельян, что там за семья?
– Они нам деньги одалживали, – напомнила Милли.
– А твой отец денно и нощно сидел у постели Дика, когда тот слег с оспой, – парировала маменька. – Представляете, заболел через два месяца после покупки патента! В казармах началась эпидемия. Ему бы в госпитале отлежаться, но мать так над ним тряслась, что увезла домой. На глазах родителей он и умер.
Миссис Билберри выдержала драматическую паузу.
– Господи, как же их жаль! – воскликнула Агнесс.
– Конечно, крушение всех надежд. А деньги за патент им, естественно, не вернули.
– Снова о деньгах, – простонала Милли.
– Вот у тех, кто не думает о деньгах, их никогда и не бывает, – попеняла ей миссис доктор. – Деньги любят, когда к ним с уважением. Взять, опять же, нашу мисс Лавинию. Они с матерью сразу призадумались, как бы окрутить господ из Линден-эбби. Ведь и старый граф на нее засматривался, и ваш дядя Уильям – его супруга родами скончалась, так мисс Лавиния все с его сынишкой возилась, мальчик за ней по пятам ходил.
– А мой дядя Джеймс?
– И он тоже.
Агнесс глотнула чая, чтобы удержаться от дальнейших расспросов. Но этот образ уже не отпускал ее – мистер Линден и Лавиния идут рука об руку. Смеются. Наклоняются друг к другу. Она поправляет ему черные кудри. Его губы щекочут ей шею.
Чай стал таким горьким, что Агнесс едва не подавилась. Закашлялась, прикрывая рот. Как кстати! Сразу понятно, откуда взялись слезы. А не из-за… это же невозможно!
Она ревнует?
Но кого к кому?!
– Не переживайте, мисс Тревельян, – утешала миссис Билберри, энергично хлопая ее по спине. – Бог миловал вас от такого родства. Сначала Уильям Линден скончался от апоплексического удара, а ведь совсем молодой был, едва тридцать исполнилось! Твой отец, Милли, советовал ему не налегать на ростбиф и мадейру, но какое там – ел за пятерых. А когда с охоты привезли хладный труп, слег сам граф. Мистер Линден остался душеприказчиком отца и опекуном малютки Чарльза, одиннадцатого графа. Заодно и сан принял, чтобы имущество не разбазаривать, – ведь хозяева Линден-эбби обладают правом назначать приходского священника. А тут и десятина, и церковные земли остаются в семье. А десятина в наших краях роскошная…
– Про десятину мне уже объяснили, – вставила Агнесс. – Подробно.
– А если бы Чарльза не стало – дети так часто мрут, я вот тоже двоих схоронила, – все состояние досталось бы мистеру Линдену. Вот это удача так удача! Я ведь забыла упомянуть, что младшего сына граф не жаловал – то ли из-за его учености, то ли еще по каким-то причинам. – Вдова тонко улыбнулась. – А ему вдруг такая удача. Тут бы мисс Лавинии и выскочить за мистера Линдена замуж, но ей подвернулся улов покрупнее – барон Мелфорд, усадьба в Йоркшире и особняк в Белгравии, тридцать тысяч годового дохода! Говорят, старик увидел, как она скачет по полям, и влюбился до одури. Но я вам скажу, милочки, не зря она нарезала круги по его полю! – изрекла миссис Билберри тоном судьи, посылающего воровку на виселицу.
Скрипнул стул. Не говоря ни слова, Милли встала и вышла из столовой. Повисло неловкое молчание.
– Милли утомлена, – прокомментировала миссис Билберри. – Такие треволнения перед свадьбой.
