Да, веселье намечалось знатное. Топорики глухо выстукивали марш на мозговых костях. Головы кружились от пива и праведности. Это была не месть, а заслуженное наказание для грешников – так выходило со слов ученого джентльмена. Пожалуй, никогда прежде им не доводилось приносить обществу столько блага, да еще в такой приятной обстановке.
И лишь одна деталь мешала окончательному торжеству.
Ставни.
Окна зажмурились, но не испуганно, а как будто мечтательно. Блеклый свет, что сочился через зазоры в ставнях, то и дело закрывали тени, но скользили они чересчур небрежно, хотя здравый смысл подсказывал, что они должны метаться. Странновато все это. Не по-людски. А когда из комнат на первом этаже донесся смех, причем без единой истерической нотки, вразумители переглянулись. Что они там, с ума посходили? Или веселятся? (Что опять же подтверждало первую версию.)
В доме опять засмеялись, и мистер Холлоустэп, хмурясь, пожевал нижнюю губу. Всякого он ожидал от грешников, но уж точно не подобной наглости.
– Стойте тут, ребята! Пойду и снесу им ставни ко всем чертям, – предложил он, но едва сделал шаг, как в напрасных усилиях отпала необходимость – ставни распахнулись.
Толкнула их женская рука в опаловом браслете. Другая рука, столь же изящная, держала фарфоровую чашечку. На чашке не было герба, но сюжет, разыгранный белыми фигурами на темно-синем фоне, недвусмысленно указывал на ее принадлежность Мелфорд-холлу. Только барон мог заказать столь утонченную скабрезность. С точки зрения физиологии она была решительно невозможна, и лишь участие в ней сатиров с нимфами придавало ей достоверность. Мифическим существам многое под силу.
Тонкий пальчик скользил по выпуклым телам, и мужчины, зачарованные, начали кивать в такт его движениям.
– Как вы будете чай, джентльмены, – с молоком или лимоном? – спросила леди Мелфорд.
Вопрос вывел толпу из оцепенения. Местные жители схватились за шляпы, чужаки, помявшись, тоже обнажили затылки, богато изукрашенные шрамами. По всем признакам, леди была важной персоной. Стоя вровень с толпой, она умудрялась взирать на всех сверху вниз, как если бы восседала на луне.
– Не стесняйтесь, мы же отлично знаем друг друга. Кажется, здесь Буллфинч и Перкинс. – Она прищурилась. – Тиффинг, Лоуз и… поднимите фонарь к лицу, я вас не вижу… и Фелтон.
– Добрый вечер, миледи, – понурились арендаторы.
– Не ожидала увидеть вас так скоро! Еще до Дня архангела Михаила, когда мы обновляем аренду на год. К слову, фермы у вас отличные. На такие всегда найдется много желающих.
Понаблюдав за их смятением, миледи сделала глоток и прикрыла глаза от удовольствия. Чай она тоже привезла свой.
– Ах, да ведь это мистер Холлоустэп! Как поживаете, любезный?
Рядом с баронессой появились молодожены, взволнованные и очень бледные.
– Пожалуйста, миледи, не надо…
– Душенька миссис Лэдлоу, не мешайте мне развлекать ваших гостей, – не оборачиваясь, заметила миледи. – Рада видеть вас, любезный. Вы принесли ветчины к нашему чаепитию?
– Сворачиваемся, ребята, – буркнул Холлоустэп.
– Я не услышала ответ.
Опустив голову, мясник проорал:
– Нет, миледи! Я не принес ветчины!
– Жаль, я на нее рассчитывала. В таком случае обойдемся свадебным тортом. Пожалуйста, еще кусочек, миссис Лэдлоу. И отрежьте для судьи Лоусона, я ему завезу, когда в следующий раз он пригласит меня играть в бридж. Судья, верно, и не знает, как пышно вы справляете свадьбу. С фейерверками, – и она указала на тачку, которую арендаторы старательно заслоняли от ее взора.
Один за другим гасли фонари, пока единственный источник света не остался за спиной леди Мелфорд. Ее силуэт проступил в прямоугольнике окна, словно нарисованный на холсте, который по ошибке заключили в рассохшуюся деревянную раму. Миледи смотрела, как рассеивается толпа, и пробовала языком марципановый лепесток.
– Коли пойдете к судье, так передайте ему, – напоследок прорычал мясник, – что мы за его кузена больше голосовать не станем. Уже нашелся кандидат получше.
– Мы, женщины, не имеем права голоса, точно так же как дети, безумцы и бродяги, – равнодушно заметила миледи. – Поэтому политика меня совсем не интересует. Я предпочитаю охоту. Стрельбу по живым мишеням.
Понять намек мистеру Холлоустэпу было так же трудно, как теленку сочинить сонет, но принцип самосохранения пробился сквозь толщу свойственной ему задумчивости. Мясник ускорил шаг.
А на другом конце городка мисс Тревельян выслушала отчет Диггори. Парнишка еще загодя спрятался в хлеву и прихватил с собой дубинку («Ежели я их всех не разгоню, мисс, так хоть тех, что с краю будут стоять, смогу отутюжить!»), но, к хозяйкиной радости, его помощь не понадобилась. Лавиния справилась сама. Она настоящая фея-крестная! Самая добрая и самая отважная! Агнесс не помнила за собой никаких заслуг, за которые ей была бы ниспослана такая подруга.
В спальне девушка упала на колени и долго просила Господа сделать ее достойной дружбы леди Мелфорд, хотя в глубине души понимала, что Он не станет транжирить свое могущество на эту невыполнимую просьбу.
Глава восьмая
1
Мистер Линден вернулся в субботу вечером, так же неожиданно, как уехал. Спрыгнул у крыльца с лошади, погладил ее по шее и торопливо передал поводья Диггори. Кэлпи была вся в мыле и диковато косилась на хозяина налитым кровью глазом. Пастор проводил ее чуть виноватым взглядом.
От быстрой скачки волосы у него растрепались совершенно неподобающим образом, и из-за этого мистер Линден показался Агнесс совсем молодым. И на удивление красивым. Даже странно, что растрепанность и дорожная пыль на щеках могли кого-то так преобразить. Уже смеркалось, и Агнесс показалось, что глаза, пастора светятся… Наверное, потому, что они такие светлые на запыленном лице… Вообще-то глаза у людей светиться не могут.
Агнесс таращилась на дядю с полуоткрытым ртом. В особенности на его шею. Никогда прежде Агнесс не видела его без белого галстука, прикрывавшего шею до подбородка, но в дороге галстук размотался, остроконечный воротник измялся, и шея пастора была обнажена. Агнесс смутилась, как если бы увидела дядюшку нагишом, но он, видимо, не заметил неровные алые пятна на ее щеках.
– Сьюзен, приготовь мне ванну, да поживее, – поверх ее головы крикнул пастор. – Воду можешь не греть. Дженни, возьми мой сюртук и вычисти к утру, а галстук не забудь накрахмалить.
Прежде чем Дженни подхватила запыленный сюртук, мистер Линден выудил из кармана мятые листки бумаги и посмотрел на Агнесс с внезапным интересом, как если бы она только что возникла из-под земли.
– Вот, возьми.
– Что это?
– Билль о борьбе с малолетними племянницами, который я собираюсь представить парламенту, – поморщился мистер Линден. – Что это может быть, как не моя завтрашняя проповедь? Изволь переписать.
