– Надеюсь, эта женщина ничего тебе не сказала? Я приказал ей с тобой не заговаривать.
– Она ушла спокойно, – отважно солгала девушка.
– Я виноват, Агнесс. Я так перед тобой виноват. Ты не должна была увидеть ту сцену.
Бедный Джеймс! Он ведь так и не узнал, какой страшный сон приснился ей в День Иоанна Крестителя. В его глазах она по-прежнему неискушенное дитя.
– Я повидала слишком много привидений, чтобы лишиться покоя из-за какой-то там размалеванной особы. Хотя не скрою, встреча с ней была мне неприятна. Но пройдет несколько дней, и я ее позабуду.
– А давай-ка сотрем ее из твоей памяти еще быстрее, – сказал Джеймс и торопливо уточнил: – Нет, вовсе нет! Я так даже не умею. – Разжав ее кулачок, он начал выкладывать ей на ладонь монету за монетой. – Пройдись по магазинам и купи, что душа пожелает. И пусть вид красивых вещей очистит твой взор от увиденной мерзости.
Эта идея показалась ей удачной, а то, что опекун отсыпал ей шиллингов, ничуть не смутило Агнесс. Пора привыкать. Скоро он будет давать ей деньги на хозяйство.
– Пожалуйста, не наказывайте кузена слишком строго, – попросила она, рассовывая монеты по карманам.
– Посмотрим, – только и сказал Джеймс, вмиг помрачнев.
4
Портье по-прежнему спал, и Агнесс незамеченной вышла в переулок, откуда затем свернула на какую-то широкую улицу – не иначе как Риджент-стрит. В полумгле белели классические фасады домов, таких высоких, какие она никогда прежде не видела. Казалось, она стоит на сцене древнеримского амфитеатра и смотрит вверх. Величие портил только запах навоза и гниющего мусора, но нет такого зловония, которое не заглушили бы нюхательные соли.
Агнесс покрутила головой, чувствуя, как мерзнут уши. Да, капор тоже придется купить. Но куда пойти в первую очередь?
По правую руку от нее расположился тот самый «Траурный склад Джея и Ко». Рассмотрев хорошенько его витрину, Агнесс поневоле содрогнулась. По сравнению с лавкой гробовщика в Линден-эбби, чьим украшением служил гробик с восковым младенцем, лондонский магазин казался пиршеством смерти. За стеклом громоздились надгробия и обелиски всех размеров и форм – погасшие факелы, обломки колонн и целый сонм ангелов на любой вкус и кошелек.
Неприятно начинать знакомство с городом на такой мрачной ноте, но Агнесс заглянула бы и в «Траурный склад», если бы он не был закрыт, как и все прочие магазины. За витринами разгорался свет и сновали тени, но никто пока что не спешил отпирать. Слишком рано. Уличных торговцев тоже не было видно, за исключением одной ирландки в грязном клетчатом платье, с шалью, повязанной на груди крест-накрест.
– Апельси-и-и-ны! – охрипшим спросонья голосом выводила торговка. – А кому апельси-и-и-ны?
Агнесс подивилась, как она умудряется выкликать товар, держа во рту трубку, а тетка, заметив внимание к своей персоне, подмигнула.
– Купите апельсин, вашмилость. Сочный, сладкий, аж язык к нёбу липнет!
Против таких посулов Агнесс не могла устоять. Со вчерашнего вечера у нее во рту и маковой росинки не было. Стоило вспомнить о ветчине, как в животе жалобно заурчало, а потом вспыхнули уши. Ох, и клянет же ее миссис Крэгмор за то, что столько господской еды придется переводить на троих дармоедов – Сьюзен, Дженни и Диггори.
За шиллинг – у торговки не оказалось сдачи – Агнесс был вручен самый крупный апельсин, ярко-оранжевый, как восходящее солнце, с ноздреватой податливой шкуркой. Агнесс впилась в сердцевину зубами, и тут же поморщилась. Фу, гадость-то! Вместо кисло-сладкой мякоти внутри скукожились жесткие пленки с налипшей на них желтоватой слизью, как будто из фрукта отжали весь сок, а потом замочили в воде, чтобы он разбух и приобрел товарный вид. Неужели в Лондоне все насквозь фальшивое?
Она послала торговке уничижительный взгляд, но та уже завлекала другого покупателя. Тогда Агнесс отшвырнула фрукт в казавшуюся бездонной лужу у обочины.
– Эй, девка!
От окрика она чуть не подпрыгнула. Может, в столице не положено мусорить на улицах? Но в той луже плавала брюхом вверх дохлая кошка. Уже в следующий момент Агнесс поняла, что окликнули, должно быть, не ее. К ней обратились бы «мисс»…
– Да, ты, рыжая.
Оттолкнув ирландку так, что с ее подноса посыпались фрукты, к Агнесс шагнул долговязый юноша в расстегнутом сюртуке.
– Что, гостя себе высматриваешь? – ухмыльнулся он, обнажив зубы, желтые, как его жилет. – Считай, что нашла.
Агнесс промолчала. Низкий голос никак не вязался с внешностью наглеца, казавшегося типичным клерком, как с карикатур в журнале «Панч»: лицо лошадиное, губы вытянутые, будто он постоянно дул на чай, а масла в волосах больше, чем в маслобойке.
– Чего ты кобенишься? – Он попытался схватить ее за локоть, но Агнесс увернулась. – Ступай со мной, в убытке не будешь.
За его спиной, охая, ползала торговка, собирая раскатившиеся апельсины. Помощи ждать было неоткуда. Не тратя дыхания на возмущенные крики, Агнесс бросилась бежать.
Сердце так колотилось, что выскочило бы из груди, если б не корсет. Пучок волос на затылке подпрыгивал, роняя шпильки. Дороги она не разбирала, потому довольно скоро заплутала в лабиринте улиц, но, к счастью, дома здесь были солидными, белостенными или же из красного кирпича. Если закричать, из просторных окон выглянет горничная, а с крыльца, увенчанного портиком, выбежит лакей.
Она остановилась у площади – оглядеться и перевести дыхание. Ее преследователя нигде не было. Возможно, он и не думал гнаться за ней, просто чудил во хмелю, а она и струсила.
Приободренная, Агнесс продолжила свой путь. Найти дорогу обратно, до лавки «Джея и Ко», она и не рассчитывала, но надеялась выйти в людное место, где кто-нибудь подскажет, как добраться до Риджент-стрит. Как на грех, уличные торговцы навстречу не попадались: из таких фешенебельных кварталов их, наверное, гонят взашей. А толстяк кучер, дремавший на облучке у чугунной ограды, лишь отмахнулся от ее расспросов. Затрапезное платье Агнесс не располагало к любезностям.
Ручейки переулков вливались в реку, и Агнесс обрадовалась, выйдя к просторной дороге, по которой уже катились кэбы, пусть и немногочисленные – утро только начиналось. Пахло навозом, хуже, чем на конюшне у Диггори, и уже приятнее – цикориевым кофе. Запах кофе тянулся от жестяных канистр, расставленных на телеге под брезентовым навесом, но Агнесс решила не рисковать. Наверняка кофе здесь разбавляют сушеной морковью или еще худшей примесью.
Но куда же ее занесло? Что за улица? И главное, как пересечь озерцо густой, хлюпающей грязи, что преграждало ей путь?
– Стойте, мисс!
С метлами наперевес к ней летели двое оборвышей, но тот, что выглядел младше, оказался проворнее.
– Стойте, я щас!
Ловко орудуя метлой, чернявый мальчуган принялся расчищать ей путь посреди слякоти, и Агнесс, довольная, что не запачкала платье, последовала за своим проводником до самой дороги, где и вручила ему шиллинг.
