Эштон расхохотался.
— И в этот момент ты запугал управляющего, вынудив его сознаться во всем и вернуть нажитое нечестным трудом?
— Примерно так. Я не стал выдвигать против него официальных обвинений, потому что Сара указала на то, что, если бы за ним надзирали должным образом, он не поддался бы искушению. — Роб подкинул себе еще парочку оладий. Положительно, он должен познакомиться со своей кухаркой. — Ты ведь сам видишь, что мне нужен управляющий, честный и знающий, готовый занять временную должность.
Эштон задумался.
— У моего управляющего в Ральстон-Эбби есть помощник, Кроуэлл, очень способный малый, который с радостью ухватится за возможность проявить себя. Если в Келлингтоне все наладится и ты захочешь предложить ему постоянную работу, я даю тебе свое благословение. Коли нужно, я могу послать за ним прямо сейчас.
— Буду весьма признателен. Полагаю, он сможет вернуться к тебе, если я лишусь поместья?
Эштон задумчиво уставился на друга.
— Ситуация крайне редко оказывается настолько плачевной, что пэр королевства лишается родового имения. Я даже не уверен, что наши законы вообще допускают подобную возможность. Когда новый наследник вступает во владение и выражает желание уменьшить долги, обычно банки и кредиторы идут ему навстречу. Это будет нелегко и займет некоторое время, но в этом нет ничего невозможного.
Роб отказался принять соломинку надежды.
— Очень может быть, но я вступаю во владение поместьем, не имея ни значительной собственности, ни репутации.
— Я выступлю твоим поручителем.
Роб во все глаза уставился на герцога. Простые слова, за которыми скрывается огромное доверие.
— Ты серьезно? Келлингтон — черная дыра долгов и проблем.
— Очень может быть, но я верю в то, что ты решишь любые проблемы, с которыми столкнешься, — невозмутимо ответил Эштон. — Когда будешь разговаривать со своим поверенным, помни о том, что у тебя есть необходимая поддержка. — Он подлил себе чаю. — Кстати, о Саре. Она написала Мэрайе, что, когда вы прибыли сюда вдвоем, она назвалась твоей нареченной. Это правда?
Чувствуя, что ступает на тонкий лед, Роб ответил:
— Нет, она всего лишь хотела заручиться необходимыми полномочиями, чтобы отдавать приказания, пока я валялся без сознания.
Брови Эштона взлетели на лоб.
— Ваше путешествие представляется мне все более интересным. Но если станет известно о том, что вы вдвоем странствовали по Ирландии, ситуация может осложниться.
— Это еще мягко сказано, — сухо заметил Роб. — Но если тебя интересует, соблазнил ли я твою свояченицу, то ответ — нет.
— Если бы соблазнение имело место, Сара принимала бы в нем самое пылкое участие, — глаза Эштона лукаво блеснули. — Или даже выступила бы инициатором.
Слова герцога открывали простор для интересных вопросов о Мэрайе, но Роб был не настолько глуп, чтобы задавать их.
— Я надеялся, что ее похищение не станет достоянием гласности, но теперь вижу, что ошибался.
— Ты совершил переход от довольно-таки замкнутого образа жизни к публичному. Люди гораздо охотнее сплетничают о графе, чем об охотнике на воров. — Эштон приподнял чайник и снова наполнил их чашки. — Я не слишком верю в брак, который заключается только ради того, чтобы избежать скандала. Но если последний все-таки разразится, то подходящая женщина может помочь тебе утвердиться в новом положении.
Другими словами, такая женщина, как Сара. Что ж, по крайней мере, Эштон не стучал кулаком по столу, требуя, чтобы Роб женился на ней ради спасения ее репутации. Но стучать кулаком не в его стиле, не говоря уже о том, что Эштон должен понимать: Сара заслуживает более состоятельного супруга.
— Если ты исподволь пытаешься выяснить, не питаю ли я определенных намерений в отношении Сары, — с оттенком иронии заявил Роб, — то должен тебя предупредить, что именно она давала мне советы по поводу охоты за богатой наследницей.
Эштон прищурился.
— Ты готов жениться ради денег? Преимущества очевидны. А вот недостатки не столь явно бросаются в глаза.
— До тех пор пока не получу четкой картины своего финансового положения, я и думать о женитьбе не могу. — Сообразив, что упустил из виду одну очень важную вещь, Роб продолжал: — Очередным осложнением на этом пути является то, что у меня, как оказалось, есть дочь. Она — ребенок девушки, на которой я хотел жениться еще в юности.
Эштон был одним из тех немногих, кто знал историю Роба. Он выразительно приподнял брови.
— Какой неожиданный подарок. А что сталось с ее матерью?
— Бриони умерла два года тому назад, и наша дочь с тех пор жила со своим гнусным дедом. — Роб стиснул зубы. — Теперь она со мной, здесь и останется. Не всем претенденткам на мою руку это понравится.
— Любая женщина, которую ты захочешь взять в жены, примет твою дочь. Какая она?
— Красивая, бесстрашная и горящая желанием учиться. — Роб улыбнулся. — Совсем как ее мать.
— Мои поздравления с новым членом семьи. — Меняя тему разговора, Эштон продолжал: — Несколько недель назад я был на свадьбе Уиндхэма. Ты знаешь, что он благополучно вернулся из Франции? Для человека, проведшего десять лет во французской тюрьме, он выглядит весьма прилично.
— Я знал, что он вернулся. — Роб встретил Уиндхэма в тот самый вечер, когда узнал от Кэсси, что она рассматривает их отношения совсем не так, как он. Тогда ему хотелось убить Уиндхэма, рокового соблазнителя, которому все доставалось легко.
Только теперь Роб понял, что боль утраты утихла. Кэсси оказалась права: она и Роб слишком похожи.
— Его жена Кэсси была одной из людей Киркланда. Уиндхэм — счастливчик.
— Да, это точно. — Голос Эштона прозвучал настолько нейтрально, что Роб не мог понять, известно ли герцогу что-либо о его отношениях с Кэсси. — Новая леди Уиндхэм — потрясающая рыжеволосая красавица, обладающая внутренней свободой и завидным душевным равновесием. Они… исцеляют друг друга, как мне представляется.
Да, обоим требовалось исцеление. Десять лет в тюрьме наверняка закалили Уиндхэма, быть может, даже сделали достойным партнером для Кэсси.
Сколько Роб ее знал, она всегда красила волосы в темно-каштановый цвет. Но теперь она получила наконец возможность стать самой собой. Живи долго и счастливо, Кэсси. Ты это заслужила.
Думая о ней, он вдруг понял, что Кэсси тоже отошла в прошлое, пусть и стала одной из самых лучших его страниц. Отныне для него значение имело только будущее.
— Как бы я ни любила Ральстон-Эбби, я завидую морским видам, которые открываются отсюда. — Мэрайя пристроилась на мягком диванчике у окна в малой гостиной, примыкающей к кухне. Она якобы писала письма, но на самом деле попросту глазела в окно. Сара, впрочем, ничуть не возражала — ей так нравилось быть рядом с сестрой. Они все еще не наверстали упущенное за годы, проведенные вдали друг от друга.
