Кролик с непроницаемым лицом указал на кресло.
— Что ж, ты сама выбрала. И все у тебя будет хорошо. Я хочу, чтобы все было хорошо.
— Так и будет. — Лесли усмехнулась, снова села к нему спиной. — Самый лучший, идеальный рисунок. Мое тело, мой выбор. Разве может быть что-то дурное?
Кролик не ответил. Но он всегда молчал, пока готовился к работе. Тщательно проверял каждую мелочь. Это радовало — сознание того, что он заботится о безопасности клиентов. Не все мастера относятся к делу так ответственно.
Лесли оглянулась. Кролик открывал какой-то флакон необычной формы.
— Что это?
— Твои чернила, — ответил он, не глядя на нее.
Она уставилась на пузырек коричневого стекла как зачарованная. Почудилось на миг, будто над горлышком взвился и заплясал крохотный черный дымок.
— Красиво… Словно тени, а не чернила.
— Да. — Кролик бросил на нее обычный ничего не выражающий взгляд. — Если бы я не любил тени, не занимался бы этим.
— Татуировкой?
Кролик наклонил флакон по очереди над рядом скляночек. В нескольких из них на дне уже виднелась какая-то прозрачная жидкость. Она обрела разные оттенки черноты, когда в нее упали капли чернил.
Крохотные черные слезы, зачерпнутые из бездонной пропасти.
Лесли встряхнула головой. Странные мысли к ней приходят. Оттого, наверное, что много странного случается в последнее время.
— Эта жидкость изменяет цвет? — спросила она. — Ты смешиваешь разные чернила?
— Я смешиваю то, что нужно для твоего рисунка. Поворачивайся. — Кролик махнул рукой.
Она послушно повернулась, подставила ему спину. Он протер кожу между лопатками. И Лесли закрыла в ожидании глаза.
Вскоре загудела машинка. Иглы коснулись тела.
Они вошли совсем неглубоко. Но в этот миг изменилось все. Сознание ее помутилось и вновь обрело ясность; под веками заплясали ярчайшие разноцветные пятна. Затем сгустилась тьма и раскололась на множество световых оттенков, и каждый из них был эмоцией, чувством, которое она могла вобрать в себя и сберечь. Чтобы стать живой и сильной. Чтобы все стали сильнее.
Накормить нас. Спасти нас. Плоть ради духа. Странную мысль было не поймать — мешали чувства, накатывавшие на нее волнами, проходившие насквозь и таявшие, как тает по пробуждении память о сновидении. Лесли изо всех сил старалась их удержать, сохранить, понять. Ибо эти чувства были не ее собственные, а совершенно незнакомых людей, ходивших где-то по улицам города. Калейдоскоп чужих страхов и тревог, вожделения и злобы. Затем на нее нахлынули желания, которых она даже не понимала, настолько они были причудливы.
Оно улетало так же быстро, как и входило в нее — по темной спирали, ведущей от Лесли во тьму, в бездонную пропасть, откуда для нее зачерпнули чернил.
Айриэл пребывал в тревожной полудреме. Он чувствовал, как Лесли, его Лесли, становится все ближе к нему, как с каждым прикосновением иголок Кролика крепнет между ними связь, как девушка становится частью его существа — неотъемлемой и глубинной, ближе любого из его подданных, ближе всех вообще, во все времена.
Иглы Кролика пронзали сердце, глаза, легкие Айриэла. Лесли входила в его кровь, как его кровь входила в ее тело. Он теперь знал ее нежность, доброту, силу, ее жажду любви. Знал надежды, уязвимые места. И хотел заботиться о ней, любить ее.
Подобные чувства королю Темного двора испытывать не пристало. Знай он заранее, к чему приведет магический обмен, пошел бы на него?
Ответить «нет» Айриэл не мог. Ибо случалось идти и на худшее ради безопасности подданных.
В тревожном полусне он нес на руках окровавленную Лесли, видел постепенно обретавшие четкость лица мужчин, причинивших ей страдания. Что в этом видении было истинным, а что — порождением страха, Айриэл пока не знал. Но должен был узнать позднее, от нее самой.
Когда они станут близки, он пройдется по всем ее воспоминаниям. Утешит ее. И убьет всех, кто ее обидел.
Она даст ему силу, накормит человеческими эмоциями, которые без нее недосягаемы. И он научится скрывать, как много она вдруг стала для него значить. Каким ужасающе смертным он вдруг почувствовал себя.
«Что же ты сделала со мной, Лесли?»
Осознав, что произошло, Айриэл рассмеялся. Он стал достаточно силен, чтобы управлять Темным двором. И в то же время слаб как никогда, слабее всех своих подданных.
«Что же я с собой сделал?»
Лесли, сидевшая с закрытыми глазами, снова услышала смех. На этот раз он не показался ей зловещим. Смех звучал добродушно и даже приветливо.
Она улыбнулась.
— Приятный смех.
— Не шевелись, — напомнил Кролик.
Машинка загудела громче, словно слух девушки вдруг обострился.
Лесли тихонько вздохнула. Перед ее мысленным взором явились на мгновение черные глаза, которые выводил сейчас на ее теле Кролик. Они смотрели на нее в упор и были так близко, что она подумала, не увидит ли их на самом деле, когда поднимет собственные веки.
Гудение прекратилось, Кролик снова начал протирать ей спину.
«Теперь поспи», — шепнул кто-то. Не Кролик, в этом она была уверена.
Но кто?
Невидимый собеседник ответил: «Ты знаешь, Лесли, кто я. Возможно, ответ тебя пока не обрадует, но ты знаешь меня, любимая».
Кролик с треском разорвал над ухом упаковку бинта. Наложил на свежую татуировку повязку. Поднял Лесли на ноги, наклонил кресло так, чтобы в нем можно было лежать, помог усесться.
— Ну, теперь отдохни пару минут, — сказал. — Я сейчас вернусь.
«Слушайся Крольчонка. Мне нужно проснуться, а тебе в это время бодрствовать ни к чему. Верь мне, любимая. Я хочу, чтобы ты была в безопасности».
— Кого слушаться? — спросила она вслух.
— Ты сильная, Лесли, — сказал Кролик, накрывая ее одеялом. — Помни это. Сильней, чем ты думаешь. Отдыхай. Я скоро вернусь.
Сопротивляться она не могла — сил неожиданно не осталось вовсе.
— Несколько минут, и ты выйдешь отсюда приплясывая.
Глава 23
Очнулся Айриэл с воплем.
В следующий миг он обнаружил, что по-прежнему лежит в кресле, но путы уже развязаны. От веревок на руках и ногах остались красные следы. От иглы — огромный синяк на внутреннем сгибе локтя.
Он попытался сесть. Все тело пронзила боль.
И тут, глотая вырвавшийся у Айриэла стон, к его губам внезапно приникла Эни.
Когда она отстранилась — с пылающими щеками, расширенными зрачками, красными как кровь губами, — он изумленно открыл рот. Полукровки не могли, не имели такого дара — питаться эмоциями фэйри. Над их волшебной природой главенствовала смертная кровь. Кое-какими способностями они все же обладали, но этой — никогда.
