— Надо позвонить Мередитам. Джерри, наверняка, тоже захочет записаться.
Услышав это, Нэн вскрикнула, словно ее ударили ножом, и выбежала из комнаты. Ди последовала за ней. Рилла обернулась к Уолтеру в надежде на сочувствие, но он был погружен в непонятную ей задумчивость.
— Отлично! — говорил Джем в телефонную трубку, так спокойно, словно договаривался о каком-нибудь пикнике. — Я знал, что ты захочешь поехать… да, сегодня вечером… в семь… встретимся на станции. Пока.
— Миссис докторша, дорогая, — сказала Сюзан. — Я хочу, чтобы вы меня разбудили. Я сплю… или я бодрствую? Сознает ли этот благословенный мальчик, что он говорит? Неужто он собирается записаться в солдаты? Не хотите же вы сказать мне, будто армии нужны дети, вроде него! Это возмутительно! Разумеется, вы с доктором не дадите на это разрешения.
— Мы не можем удержать его, — сказала миссис Блайт, задыхаясь от волнения. — О, Гилберт!
Доктор Блайт подошел к жене и нежно взял ее руку, глядя в милые серые глаза, в которых он в прошлом лишь однажды видел выражение такой мольбы и страдания, как в эту минуту. Они оба вспомнили тот день в Доме Мечты… много лет назад, когда умерла маленькая Джой.
— Неужели ты, Аня, хотела бы, чтобы он остался… когда другие идут… когда он считает это своим долгом… ты хотела бы, чтобы он проявил такой эгоизм и малодушие?
— Нет… нет! Но… ох… наш первенец… он еще мальчик… Гилберт… потом я постараюсь быть мужественной… но сейчас я не могу. Это все так неожиданно. Дай мне время прийти в себя.
Доктор с женой вышли из комнаты. Джем ушел… ушел и Уолтер… Ширли встал, чтобы тоже уйти. Рилла и Сюзан остались одни за столом и сидели, в изумлении уставившись друг на друга. Рилла еще не плакала… она была слишком ошеломлена, чтобы плакать. Затем она увидела, что Сюзан плачет… Сюзан, в глазах которой она никогда прежде не видела ни единой слезинки.
— Сюзан, неужели он в самом деле пойдет на войну? — спросила она.
Сюзан вытерла слезы, решительно сглотнула и встала.
— Я иду мыть посуду. Посуда должна быть вымыта, даже если все сошли с ума. Ну-ну, душенька, не плачь. Джем, вполне вероятно, запишется добровольцем… но война кончится задолго до того, как он окажется поблизости от нее. Давай возьмем себя в руки и не будем волновать твою бедную маму.
— В «Энтерпрайз» сегодня было сообщение о том, что, по словам лорда Китченера
[18]
, война продлится три года, — сказала Рилла с сомнением в голосе.
— Я не знакома с лордом Китченером, — невозмутимо отозвалась Сюзан, — но смею думать, он ошибается не реже других. Твой отец говорит, что все будет кончено за несколько месяцев, а я доверяю его мнению уж никак не меньше, чем мнению какого-то там лорда.
Джем и Джерри в тот же вечер уехали в Шарлоттаун, а два дня спустя вернулись домой уже в военной форме. Весь Глен взволнованно обсуждал это событие. Жизнь в Инглсайде вдруг стала напряженной и тревожной. Миссис Блайт и Нэн держались мужественно, улыбались и вызывали этим общее восхищение. Миссис Блайт и мисс Корнелия уже приступили к организации местного отделения Красного Креста. Доктор и мистер Мередит старались объединить мужчин в Патриотическое общество. Рилла, после первого потрясения, отозвалась на происходящее, несмотря на душевную боль. В военной форме Джем выглядел совершенно великолепно. Было замечательно думать о парнях Канады, откликающихся с такой готовностью, так бесстрашно и бескорыстно на зов родины. Рилла ходила с гордо поднятой головой среди девушек, чьи братья не записались добровольцами. В своем дневнике она писала:
Я поступила б, как он, точь-в-точь,
Будь я сын Дугласа, а не дочь
[19]
,
и была уверена, что говорит искренне. Если бы она была мальчиком, она тоже записалась бы добровольцем! У нее не было ни малейшего сомнения в этом.
Она спрашивала себя, не слишком ли отвратительно с ее стороны радоваться, что Уолтер не оправился после тифа так быстро, как им раньше того хотелось.
«Я не вынесла бы, если бы Уолтер пошел на войну, — писала она в своем дневнике. — Я всей душой люблю Джема, но Уолтер значит для меня больше, чем любой другой человек на свете, и я умерла бы, если бы ему пришлось стать солдатом. Он так изменился в последние дни. Со мной почти не разговаривает. Я полагаю, он тоже хотел бы записаться добровольцем и страдает оттого, что здоровье ему не позволяет. Он нигде не появляется в обществе Джема и Джерри. Мне никогда не забыть лицо Сюзан, когда она впервые увидела Джема в военной форме. Оно задрожало и исказилось, словно она собиралась заплакать, но сказала она лишь: «Ты, Джем, выглядишь в этой форме почти как мужчина». Джем засмеялся. Он не обижается, так как понимает, что Сюзан все еще считает его ребенком.
Кажется, что все в доме, кроме меня, трудятся. Я хотела бы, чтобы нашлось занятие и для меня, но, похоже, нет ничего такого, чем я могла бы помочь. Мама, Нэн и Ди постоянно при деле, и лишь я хожу как неприкаянная. Но мне особенно больно видеть, как улыбаются мама и Нэн — кажется, что эти улыбки надеты точно маски. Мамины глаза теперь никогда не смеются. От этого у меня такое чувство, словно мне тоже не следует смеяться… словно желание смеяться — признак испорченности. А мне так трудно постоянно удерживаться от смеха, даже несмотря на то, что Джем собирается стать солдатом. Но и тогда, когда я смеюсь, смех не доставляет мне того удовольствия, какое доставлял прежде. Есть под всем внешним что-то, что продолжает причинять мне боль… особенно когда я просыпаюсь среди ночи. Тогда я плачу, так как ужасно боюсь, что Китченер прав и война будет длиться годами, и Джема могут… но нет, я не напишу этого слова. Если бы я написала его, у меня возникло бы такое чувство, словно этому действительно предстоит случиться. На днях Нэн сказала: «Ни для кого из нас ничто в жизни уже никогда не будет прежним». Эти ее слова вызвали мятежное чувство в моей груди. Почему жизнь не станет такой, как прежде… когда все кончится и Джем и Джерри вернутся? Мы все опять станем счастливыми и веселыми, а эти дни будут казаться дурным сном.
Теперь приход почтальона — самое волнующее событие дня. Папа просто выхватывает у него газету — я никогда прежде не видела, чтобы папа что-нибудь у кого-нибудь выхватывал, — а мы все, столпившись вокруг, читаем заголовки через его плечо. Сюзан заявляет, что не верит и никогда не поверит ни единому слову из газетной трескотни, но всегда выходит из кухонной двери и внимательно слушает, а потом снова уходит в кухню, качая головой. Она постоянно в страшном негодовании, но готовит все любимые блюда Джема и даже не подняла никакого шума, когда обнаружила Понедельника спящим на кровати в комнате для гостей — прямо на вязаном покрывале с узором из листьев яблони, подарке миссис Рейчел Линд.
