Наконец ко мне вошла мисс Оливер. Она теперь живет в одной комнате с Нэн, а не со мной — и все из-за младенца, — и у меня сердце от этого разрывается. Мне так не хватает наших прежних долгих разговоров перед сном. Это было единственное время, когда я могла побыть с ней наедине. Мне было ужасно неприятно, что вопли младенца разбудили ее, так как ей теперь и так нелегко. Мистер Грант тоже в Валкартье, и мисс Оливер невыносимо страдает из-за этого, хотя старается не показывать вида и держится замечательно. Она думает, что он никогда не вернется, и, когда я вижу ее глаза, у меня душа переворачивается — так они трагичны. Она взяла маленького негодника, положила к себе на колени, лицом вниз, и слегка похлопала по спинке, и он перестал визжать, сразу заснул и преспокойно проспал остаток ночи. А я уснуть не смогла: слишком была измотана.
Я пытаюсь наладить работу молодежного Красного Креста — приходится преодолевать совершенно ужасные трудности. Мне удалось добиться, чтобы Бетти Мид избрали председателем, сама я теперь секретарь, но казначеем назначили Джен Викерс, а я презираю ее. Она из тех девушек, что называют любого умного, красивого или достойного человека, с которым едва знакомы, по имени… за глаза. А еще она хитрая и двуличная. Уне-то, конечно, все равно, что ее не выбрали. Она готова выполнять любую работу, и ее совершенно не заботит, дали ей какую-нибудь должность или нет. Она сущий ангел, в то время как я ангел только местами, а местами сущий демон. Я хотела бы, чтобы Уолтер влюбился в нее, но у него, похоже, никогда не возникает никаких мыслей о ней, хотя я слышала однажды, как он сравнил ее с чайной розой. И это очень справедливое сравнение. А еще она позволяет другим сваливать на нее всю работу просто потому, что она такая отзывчивая и старательная, но я не позволю никому сваливать работу на Риллу Блайт, и «в этом вы можете быть уверены», как выражается Сюзан.
Как я и ожидала, Олив Керк упорно настаивала на том, что мы должны на наших собраниях подавать угощение. У нас произошла из-за этого настоящая баталия. Большинство выступило против угощения, и теперь меньшинство дуется. Ирен Хауард была на стороне тех, кто настаивал на угощении, и со времени того собрания очень холодна со мной, так что я чувствую себя совершенно несчастной. Я часто думаю, случаются ли подобные неприятности у мамы и миссис Эллиот в их Красном Кресте. Думаю, что да, но они просто продолжают спокойно работать, несмотря ни на что. Я тоже продолжаю… но не спокойно… я бешусь и плачу… но делаю это в уединении и «выпускаю пар» на страницах моего дневника, а когда он выпущен, я обещаю себе, что еще им всем покажу. Я никогда не дуюсь. Терпеть не могу тех, кто дуется. Во всяком случае, наше молодежное отделение начало действовать. Мы собираемся встречаться раз в неделю, и каждая решила научиться вязать.
Мы с Ширли вдвоем ходили на станцию, чтобы еще раз попытаться вернуть Понедельника домой, но потерпели неудачу. Уже вся семья пыталась, и ни у кого ничего не вышло. Три дня спустя после отъезда Джема Уолтер насильно привез Понедельника домой в бричке и запер на три дня в сарае. Тогда Понедельник объявил голодовку и выл, как безумный, день и ночь. Нам пришлось выпустить его, а иначе он умер бы с голоду.
Так что теперь мы решили оставить его в покое. Папа договорился с мясником, чья лавка стоит возле станции, чтобы Понедельника кормили косточками и обрезками. Вдобавок почти каждый день кто-нибудь из нас туда ходит, чтобы ему что-нибудь отнести. Он просто лежит там, свернувшись под навесом, а всякий раз, когда подходит поезд, выскакивает на платформу, выжидательно машет хвостом и крутится вокруг каждого, кто сходит с поезда. Затем, когда поезд уходит и становится ясно, что Джем не приехал, Понедельник уныло тащится назад, под навес, и ложится, чтобы терпеливо ждать следующего поезда. Однажды какие-то мальчишки бросали в него камни, но старый Джонни Мид, про которого всегда говорили, будто он никогда не обращает внимания на то, что происходит вокруг него, вдруг схватил топор для рубки мяса с прилавка в лавке мясника и погнался за ними по деревне.
Кеннет Форд вернулся в Торонто. Он приезжал вечером два дня назад попрощаться. Меня не было дома: надо было сшить кое-какие вещички для младенца, и миссис Мередит предложила мне свою помощь, так что я сидела в это время в доме священника. Он велел Нэн попрощаться за него с Долгоножкой и просил меня за моими увлекательными материнскими обязанностями не забывать начисто о нем. Если он мог передать подобное легкомысленное, оскорбительное послание, это ясно свидетельствует, что прекрасный час, проведенный нами на дюнах, ничего для него не значил, а потому я собираюсь впредь не вспоминать ни о Кеннете, ни о том часе.
У Мередитов я застала Фреда Арнольда, и он проводил меня домой. Он сын нового методистского священника, очень милый, умный и был бы довольно красив, если бы не его нос. Нос поистине чудовищный. Когда он рассуждает о повседневных вещах, его нос не имеет особого значения, но, стоит ему заговорить о поэзии или об идеалах, я не в силах вынести такой контраст между его носом и речами, и мне хочется расхохотаться. Это конечно же несправедливо по отношению к нему, так как все, что он говорит, приятно слушать, и если бы такие речи вел кто-нибудь, вроде Кеннета, то я была бы в восторге. Пока я слушала его, опустив глаза, я была околдована, но, как только подняла глаза и увидела его нос, чары рассеялись. Он тоже хочет пойти на фронт добровольцем, но не может, так как ему лишь семнадцать. Когда мы шли через деревню, нам навстречу попалась миссис Эллиот, и на ее лице изобразился такой ужас, словно она застала меня прогуливающейся с самим кайзером. Миссис Эллиот терпеть не может методистов и всего, что с ними связано. Папа говорит, что это у нее навязчивая идея».
Перед первым сентября большинство обитателей Инглсайда и дома священника покинули Глен. Фейт, Нэн, Ди и Уолтер уехали в университет, Ширли в учительскую семинарию, а Карл отправился учительствовать в школе Харбор-Хед. Рилла осталась одна в Инглсайде и чувствовала бы себя очень одиноко, если бы у нее на это было время. Ей очень не хватало Уолтера; со дня их разговора в Долине Радуг они очень сблизились, и Рилла обсуждала с ним свои трудности, о которых никогда даже не упоминала в разговорах с другими. Но она была так занята молодежным Красным Крестом и своим младенцем, что у нее редко оставалась свободная минута, чтобы ощутить собственное одиночество. Иногда вечером, уже в постели, ей случалось немного поплакать в подушку из-за того, что рядом нет Уолтера, из-за того, что Джем в Валкартье, а также из-за неромантичного прощального послания Кеннета, но обычно она засыпала прежде, чем расплакаться по-настоящему.
— Следует ли мне написать в Хоуптаун насчет отправки ребенка в приют? — спросил доктор недели две спустя после прибытия младенца в Инглсайд.
На миг у Риллы возникло искушение сказать «да». Младенца можно было отправить в Хоуптаун… там за ним будет неплохой уход… у нее снова появятся свободные дни и спокойные ночи. Но… но… та бедная молодая мать не хотела, чтобы он оказался в приюте! Рилла не могла заставить себя не думать об этом. А к тому же в то самое утро она обнаружила, что младенец прибавил в весе восемь унций
[30]
, с тех пор как прибыл в Инглсайд. Это вызвало у Риллы гордость.
