— Давайте присядем, — неожиданно предложил Маркус. — К чему стоять! Мы не актеры на сцене. Ты куришь, Адриан? Угощайся сигаретой.
— Я не курю, спасибо, — натянуто произнес я.
Он достал пачку и предложил сигареты Филипу и Хью. Они закурили. Мы непринужденно расселись: Филип — спиной к древней стене, Хью — на камне рядом, а Маркус и я — на поросшем травой торфянике. Хотя по небу теперь ползли высокие белые облака, солнце все еще пригревало, а лошади нетерпеливо мотали головами, поджидая нас.
— Кто будет вести собрание, Маркус? — спросил Филип. — Ты или я? Тебе, по-моему, не хочется начинать.
— Я как раз думал, как подойти к проблеме цивилизованно, — сказал Маркус с чарующей открытостью. Он улыбнулся мне. — Мне ужасно жаль, что приходится об этом говорить, старина Адриан, но мы все немного… немного озабочены некоторыми вещами, и мы подумали, что если бы мы все вместе это обсудили…
— Черт побери, Маркус! — вмешался Филип. — Давай называть вещи своими именами. — Он наклонился вперед, и я понял, что предпочитаю его бесцеремонную прямоту попыткам Маркуса сохранить видимость дружелюбия. — Послушай, — сказал мне Филип. — Мы хотим кое-что узнать. Во-первых, почему папа подарил тебе дедушкины часы?
— Потому что хотел, чтобы они были у меня.
— Почему?
— Потому что ему кажется, что этого захотел бы дедушка.
— Почему?
— Он сказал, что я больше всех похож на дедушку.
Это заявление они приняли с каменным молчанием.
— У тебя нет прав на часы, — процедил наконец Филип.
— Есть, — возразил я. — Они принадлежали папе, он подарил их мне, и юридически он имел на это право.
— Похоже, ты очень хорошо ладишь с папой.
— Разумеется, мы с ним в хороших отношениях.
— Какую игру ты ведешь?
— Не понимаю.
— Он давал тебе денег?
— Конечно! Я не делаю секрета из того, что получаю от него содержание.
— Он давал тебе большие суммы помимо содержания?
— Нет, но даже если бы и давал, это не твое дело.
— А вот и мое. Ты не имеешь права на его деньги.
— Если он решит подарить мне что-либо из своей собственности, у меня есть право принять это.
— Он обсуждал с тобой завещание?
— Да, обсуждал как-то раз. Он сказал нам с Уильямом, что большая часть состояния будет завещана другим его сыновьям, и нам придется самим зарабатывать себе на жизнь.
— Это было недавно? — небрежно поинтересовался Хью.
— Последний раз мы обсуждали этот вопрос три года назад.
— Три года назад?
— Да. После того, как умерла моя мама.
— Старая история.
Я ничего не сказал.
— А в последнее время он не обсуждал с тобой завещание?
— Даже если бы и обсуждал, — сказал я, — это не ваше дело, и я бы держал это в секрете. Если бы он захотел обсудить свои дела с кем-нибудь из вас, то так и поступил бы.
— Ты, конечно же, надеешься на большое наследство.
— Конечно же не надеюсь. Ведь папа сказал, что мне придется самому зарабатывать на жизнь.
Они посмотрели на меня.
— Понимаешь, Адриан… — начал Маркус, но был прерван.
— Я сам этим займусь, Маркус, если не возражаешь, — сказал Филип. Он снова пристально посмотрел на меня. — Если ты хоть на секунду предполагаешь, — произнес он наконец, — что сможешь лишить нас наследства обманным путем…
— Я только что сказал…
— К черту твои слова! Ты говорил о разговорах трехлетней давности, а нам не интересна история! Нам интересно настоящее и будущее. Мы думаем…
— Если вы хоть на секунду предполагаете, — сказал я, пытаясь сдерживаться, — что я претворяю в жизнь какой-нибудь чудовищный заговор, чтобы лишить вас наследства, то вы сошли с ума. Не нужно мне ваше несчастное наследство! Я ненавижу Пенмаррик! Я не отрицаю, что мы с папой хорошо ладим, и не виню его в том, что он предпочитает меня тебе, Филип Касталлак. Что ты сделал, чтобы он полюбил тебя? Ты же его за милю обходишь! Ты сам виноват, что он любит меня больше, чем тебя!
— Значит, ты стараешься втереться к нему в доверие и заставить его составить завещание в твою пользу, — сразу сказал Филип. — Мы так и думали. И Хью, и Маркус заметили, как ты с недавнего времени начал привлекать к себе его внимание, притворяясь, что интересуешься его работой. Они заметили, что ты часами сидишь у него в кабинете. Они заметили…
— Спокойнее, Филип, — перебил его Маркус. — Спокойнее.
— Если ты не пытаешься украсть наследство, — спокойно произнес Хью, — отдай Маркусу золотые часы дедушки в знак твоей доброй воли.
— Достаточно моего слова! — заорал я на него. — Если бы ты не был таким безбожным лгуном, ты бы это понял! Дедушкины часы мои и останутся моими, и все. — Я начал подниматься.
— Сядь, — бросил Филип. — Мы еще не закончили.
— Я закончил.
— Сядь!
— Черта с два!
Мы стояли друг против друга со сжатыми кулаками, с напрягшимися мускулами. Впервые он не был выше меня.
— Пожалуйста! — воскликнул Маркус, вскакивая. — Давайте будем вежливы. Никакого насилия, никакой грязи. Пожалуйста.
Я сделал шаг назад, пожал плечами, засунул кулаки в карманы брюк.
— Что еще ты хочешь сказать? — процедил я Филипу.
— Что сказал, — ответил Филип. — И мне, и Маркусу нужны деньги, и мы не потерпим, если ты вздумаешь встать у нас на дороге. Если хочешь продемонстрировать свои добрые намерения, сделаешь для нас две вещи. Во-первых, найдешь последнее завещание отца и прочтешь его. У тебя есть доступ к его бумагам, а если он застанет тебя в кабинете, ты всегда сможешь сказать, что искал какую-нибудь рукопись, да, черт побери, ты сможешь придумать какую-нибудь отговорку! А когда найдешь завещание, покажешь его Маркусу и Хью и сразу положишь обратно. Мы хотим знать, как деньги распределены между нами, чтобы просчитать ситуацию заранее.
— Вы что, считаете, что я, как какой-нибудь воришка, прокрадусь в отцовский кабинет и буду рыться в его бумагах?!
— Но ты ведь хочешь доказать нам свои добрые намерения?
— Я не опущусь до такой низости!
— Черт тебя подери, Адриан, ты не встанешь у нас на пути! Нам нужны деньги, мы хотим знать, что написано в завещании, и если ты не сделаешь, как мы тебе говорим…
— Да? — спросил я. — Что тогда будет?
— Тогда Маркус позаботится о том, чтобы все в Оксфорде узнали, кем ты на самом деле приходишься знаменитому историку Марку Касталлаку. И все будут хихикать у тебя за спиной, когда ты приедешь туда в октябре на первый триместр.
