4
Я не мог от нее уехать. Я был с ней до сумерек, а потом предложил поехать со мной в Сент-Джаст и переночевать в моем доме.
— Мне бы хотелось его увидеть, — сказала она, беспокойно сжимая и разжимая руки. — Он в Пенмаррике?
— Наверное, уже да. Несколько его старых друзей с шахты спустились в забой, чтобы достать тело, а «скорая» поехала до самого Динг-Донга, чтобы доставить тело в Пенмаррик. Но ты сможешь увидеть его завтра, мама. Поедем сейчас со мной, ты сможешь отдохнуть. Моя экономка тебя устроит.
— Я не могу бросить Энни, — сказала она о своей старой глуповатой служанке. — Она не поймет, если я уеду.
— Тогда я останусь ночевать у тебя, но сначала я должен позвонить. Где ближайший телефон? Полагаю, в доме священника?
— Или в особняке Ползиллан, — сказала она, но у меня не было никакого желания идти к Саймону-Питеру Рослину.
— Ничего, если я оставлю тебя на полчаса, чтобы позвонить?
— Да, — сказала она безразлично. — Да, конечно. Кому ты собираешься звонить?
— Уильяму, чтобы узнать, что творится в Пенмаррике. Он, как только узнал о случившемся, сразу же из Карнфорт-Холла поехал в Пенмаррик, чтобы побыть с Хеленой и помочь ей с устройством похорон. И еще я хочу поговорить с Доналдом в Пензансе. Новость так шокировала Жанну, что у нее начался выкидыш. Когда я последний раз говорил с ним, Доналд собирался везти ее в больницу.
Но она не поняла моих слов. Ее мозг был полон потерей Филипа и не мог воспринять новость о второй трагедии в семье.
— Конечно, Жанна поправится, — неловко произнес я, — но ребенок родится на два месяца раньше и может быть в опасности. Я должен позвонить Доналду, чтобы узнать, как дела у Жанны.
— Да, — сказала мать. — Да, конечно.
— Когда я увижу священника, мне сказать, чтобы он зашел?
— Не сегодня.
— Очень хорошо. Постараюсь обернуться как можно быстрее. — Я наклонился, поцеловал ее и вышел в сумерки.
Через пять минут я уже тормозил у дома священника и просил у Форреста позволения воспользоваться телефоном. Сначала я позвонил в Пенмаррик. Медлин, услышав мой голос, сказал, что немедленно позовет Уильяма.
— Джан? — через минуту сказал Уильям. — Слава Богу, ты позвонил. Я уже начал думать, не поехать ли мне к твоей матери, чтобы привезти сюда. Ты сейчас где?
— В доме священника в Зиллане, — ответил я, чувствуя, что от тона его голоса у меня мурашки побежали по телу. — А что? Что случилось? Ведь… больше ведь нет плохих новостей, ведь нет? С Жанной все в порядке?
— Она в очень плохом состоянии. Полчаса назад Хелена уехала в Пензанс в больницу.
— А ребенок?
— Родился мертвым, — сказал Уильям, — и боюсь, что Жанна тоже не выживет.
5
Через долгую минуту я пустым голосом сказал Уильяму:
— Что мне делать? — Голова не работала; телефонная трубка выскальзывала из мокрых от пота пальцев; голова болела и кружилась от изнеможения. — Ехать в больницу?
— Нет, мне кажется, тебе лучше оставаться с матерью. И Доналд, и Хелена понимают, что ты должен быть с ней. Перед тем как Хелене уехать, мы с ней это обсудили. Но не говори матери о Жанне и ребенке.
— Нет… нет, конечно, нет.
— Я говорил с Адрианом по телефону, завтра он приезжает в Корнуолл. Лиззи звонила, чтобы узнать о Жанне, но еще до того, как мы знали что-то наверняка, поэтому я не мог ей ничего сказать.
— А Филип… тело… Оно…
— Да, его привезли сюда. Обо всем позаботились. Здесь со мной Эсмонд, мы друг друга подбадриваем.
По его тону я догадался, что Эсмонд был рядом.
— Я рад, что ты с ним, — сказал я. — Я рад, что в Пенмаррике он не один.
— Да… может быть, я могу сделать что-нибудь еще, пока я здесь? Ты, наверное, проведешь ночь на ферме Рослин?
— Да, я остаюсь там на ночь, а завтра привезу мать в Пенмаррик посмотреть на Филипа. Ты ведь еще будешь там?
— Может быть.
— Если станет известно что-нибудь определенное о Жанне…
— Я приеду на ферму сказать тебе.
Он приехал в два часа ночи. Вздрогнув, я проснулся и увидел мать, наклонившуюся надо мной со свечой.
— Джан, — дрожащей рукой она трясла меня за плечо. — Джан, кто-то стучит в переднюю дверь, и еще во дворе машина, у нее горят фары. Кто это может быть?
Я сразу проснулся. Отбросил одеяло, вылез из кровати.
— Наверное, это Уильям, — сказал я, натягивая брюки. — Он сказал, что может приехать.
— Но ведь сейчас два часа, — сказала мать, сгорбленная старая женщина, кутающаяся в шаль. — Ведь два часа, Джан.
— Да, я знаю. А теперь иди в постель, мама. Я с этим разберусь.
— Мне не спится. Почему приехал Уильям?
— Наверное, из-за Жанны.
— Жанны?
— Она потеряла ребенка, мама. Шок от смерти Филипа…
— Да, это шок, ужасный шок. Бедный Филип. Бедная Жанна… говоришь, она потеряла ребенка?
— Да, мама. — Я надел пиджак. — А теперь иди к себе в комнату, а я, когда поговорю с Уильямом, приготовлю тебе чаю.
— Жанна слишком стара, чтобы рожать первого ребенка, — пробормотала мать. — Тридцать шесть — это слишком поздно. Мне было тридцать шесть, когда родился Филип, но он был моим четвертым ребенком.
— Я только на секунду, мама. На твоем месте я бы лег в постель.
Но она все стояла у меня в комнате. Когда я уходил, она присела на кровать. Я босиком сбежал вниз по ступеням, открыл переднюю дверь и увидел на пороге Уильяма.
— Жанна…
— Да. Хелена только что приехала домой из Пензанса.
Наступило долгое молчание. Старый дом скрипел и вздыхал, как все старые дома, а где-то высоко, в карнизе, стонал ветер.
— Заходи, — наконец произнес я. — У мамы в кладовой, в буфете, всегда есть бренди. Давай выпьем.
— Лучше я не буду заходить.
— Ничего страшного. Она наверху.
Он нерешительно переступил через порог и огляделся. Он никогда раньше не был на ферме.
— Сюда, — коротко сказал я и повел его по коридору на кухню.
Когда мы уселись за стол со стаканами бренди, он сказал:
— Бедная Хелена ходит, словно во сне. Мне ее жаль. Конечно, мне жаль и Доналда тоже, но Хелена за двадцать четыре часа потеряла мужа и лучшую подругу, а это, на мой взгляд, слишком тяжело для кого угодно. Не понимаю, как ты умудряешься верить в Бога, Джан, когда такие ужасные и незаслуженные беды постигают такую безупречную женщину, как Хелена, и такого приличного человека, как Доналд Маккре. Где справедливость? В мире нет справедливости и нет Бога, вот все, что я могу сказать.
