— Милый Эсмонд, — мрачно повторяла она. — Милый Эсмонд. Я всегда знала, что он будет таким замечательным. Я заплакала, когда снова увидела его, просто заплакала, дорогой. Честно. Жаль, что у меня не хватает смелости бросить Монте-Карло и вернуться к нему в Шотландию, но… О! Этот ужасный климат, я его не вынесу, все эти ужасные пуритане… Я люблю Монте-Карло и солнце, там все такое теплое, люди такие дружелюбные… Ты должен приехать ко мне в Монте-Карло, Джан, нет, правда, я настаиваю! Я представлю тебя таким чудесным людям, таким остроумным, элегантным женщинам. Ты снова должен жениться, дорогой. Знаешь, ты очень даже привлекателен, тебе когда-нибудь об этом говорили? Сексапильность — это такая странная вещь! Ты помнишь время, когда, говоря о ней, ее называли «это»? Смешно вспоминать прежние времена… Муж Лиззи довольно симпатичный, но такой скучный, всегда молчит, а она говорит так много, что не дает ему и слова вставить, правда? Интересно, верен ли он ей? Так мало мужей, которые верны своим женам. Если бы ты жил в Монте-Карло, ты бы это знал: никто никому не верен, никому, дорогой, правда. Но французы мне нравятся. Англичане либо скучны, как муж Лиззи, либо… Ну, не знаю, но ни один англичанин или шотландец никогда хорошо не относился ко мне… кроме отца Эсмонда. Он был душка, но стар, так стар, ну, ты понимаешь, а когда болел, это всегда так ужасно угнетало… Я терпеть не могу, когда люди болеют, знаешь, дорогой, я ненавижу болезнь и ожидание смерти, ненавижу старость… Ты когда-нибудь думаешь о старости, Джан? Я ужасно боюсь состариться, стать уродливой и одинокой, как мама… И еще я боюсь долго болеть перед смертью, как тетя Роза. Ты ведь не знал тетю Розу? Адриан мне немного напоминает ее, а может быть, Уильям похож на нее больше, чем Адриан, он такой милый, мягкий, добрый… Я никогда не встречала такого мужчину, кроме отца Эсмонда, но сбежала и бросила его, потому что не могла этого больше выносить… Ох, все бессмысленно, все бессмысленно! Все! — И она зарыдала.
— Сколько мартини ты сегодня выпила? — спросил я, когда мы подъезжали к аэропорту. — Два? Три? Четыре?
— Одну маленькую дозу. Правда, дорогой. Всего одну.
— Ты слишком много пьешь, Мариана.
— Нет, не много. Знаешь, я никогда не напиваюсь. Я всегда очень за этим слежу. Я никогда не напиваюсь.
«Но никогда не бываешь трезва», — подумал я, но ничего не сказал.
Напряжение от встречи с ней было столь велико, что я обрадовался, когда пришло время уезжать из Лондона в Корнуолл. Лиззи с семьей вернулась в Кембридж, и мы все поехали в Эксетер, где я оставил на несколько дней Уильяма и Чарити в гостях у Адриана, а сам отправился в Пенмаррик. Из Эксетера я выехал поздним утром и как раз перед корнуолльской границей решил остановиться пообедать в ресторанчике у дороги.
Этот ресторан я помнил со времен своих прежних поездок на восток, потому что он стоял на главной дороге из Лондона в Пензанс. На самом деле это была маленькая гостиница с соломенной крышей и прочими девонскими особенностями, чтобы привлекать проезжающих туристов. Раньше я там не останавливался, потому что у них не было лицензии на продажу спиртного, я же люблю выпить за обедом пива, а на этот раз я там остановился прежде всего потому, что был голоден, а еще потому, что ресторанчик был покрашен заново, а в окне висело маленькое объявление: «Новая дирекция».
Я припарковался рядом и вошел. Холл был полон медных безделушек и хорошо отполированной мебели; потолок поддерживали черные дубовые балки. Когда я огляделся, появилась женщина, поприветствовала меня и сказала: «Обед на одного, сэр? Пожалуйста, сюда». Это была приятная женщина с аккуратным выговором нижней прослойки среднего класса, из тех, что могут некоторое время вести вполне приличный разговор, но потом испортят приятное впечатление словом или фразой, которую им бы давно уже следовало исключить из своего лексикона.
Комната, в которую меня провели, была очень маленькой, светлой и полной воздуха; там было не более восьми столов, а поскольку я приехал поздно, другие клиенты уже доедали свои обеды. Я сел, изучил меню и решил заказать гороховый суп, бифштекс, пирог с почками и клубнику со сливками.
— Вы уже выбрали, сэр? — спросил высокий, приятный голосок рядом со мной, и, круто повернувшись, я посмотрел Изабелле в глаза.
Я не в состоянии описать силу первого впечатления. Могу только сказать, что любовь поразила меня так неожиданно, что я потерял дар речи. Сложно представить, чтобы со мной могло случиться что-нибудь более неожиданное. Мне было почти тридцать два, я был очень опытен, очень циничен, твердо уверен в том, чего хочу от женщин, и в том, какие женские прелести меня более всего привлекают. Мне нравились зрелые женщины, часто на несколько лет старше меня, пышные, с формами, горящими глазами и длинными темными волосами. Я давно считал самую идею любви с первого взгляда абсурдной; ни один уважающий себя мужчина, говорил я себе, не может верить в подобный миф.
А тут я сидел перед хрупкой девушкой с длинной белой шеей, острым подбородком, пепельными волосами, скромно убранными с личика школьницы, и понимал, что навсегда к ней прикован. Трудно сказать, почему. Может быть, секрет был в ее глазах. В них был свет, который я узнал, свет, который сразу напомнил мне себя. Потому что она была похожа на меня, я сразу это понял. Сходство наэлектризовало нашу встречу, сходство и странная искра узнавания. Тогда-то я и понял, что всегда был одинок, даже когда мне казалось, что я влюблен; я не понимал, что никогда не любил, до тех пор, пока так ясно не отразился в другом человеке. Я посмотрел на Изабеллу и, глядя на нее, увидел человека, столь схожего со мной по духу, что понял: нас всегда будет объединять загадочная связь схожести. Я сразу ее захотел, но не так, как хотел женщин раньше, а потому что увидел степень своего одиночества и понял, что не смогу без нее жить.
Вот так все просто получилось. Мне всегда казалось, что влюбленность приносит с собой множество путаных чувств, неуверенность, происходящую оттого, что суждение о человеке затмевается эмоциями, но сейчас меня ничто не смущало. Любовь не влекла за собой никакой запутанности. Она делала мир невероятно ясным и логичным.
После долгой паузы мой голос произнес:
— Гороховый суп. Пожалуйста.
— Булочки и масло? — приятным голосом произнесла она.
— Да. И воду. Пожалуйста.
Она деловито удалилась и скрылась за ширмой, которая загораживала кухонную дверь. Через минуту, когда она вернулась и поставила передо мной тарелку с супом и корзинку с булочками, я заметил, как у нее на пальце сверкнул крошечный бриллиант.
— Вы помолвлены? — с удивлением спросил я, не сознавая, что веду себя неприлично.
— Да, в августе я выхожу замуж. — Она посмотрела на меня прямо, вызывая на разговор, подталкивая меня к тому, чтобы я сломал все существующие условности.
— Значит, я больше сюда не приду, — сказал я. — Как жаль.
Она весело рассмеялась.
— Да я все равно буду здесь! У моего жениха сад возле дороги, поэтому я буду приходить сюда, чтобы помогать родителям обслуживать гостей.
