— Уильям! — закричал я. Я не мог перенести, что Элис это слышит. Вся сцена неожиданно превратилась в кошмар. — Прекрати, Уильям, замолчи!
— Ничего страшного, — возразил Уильям. — До Элис доходят слухи, как и до всех остальных. Уверен, что она давно все знает.
— Но… — Я не мог продолжать.
Раздавленный, я откинулся на сиденье и плотно закрыл глаза, чтобы не видеть лица Элис. Но я все-таки услышал ее голос. Она сказала:
— Пожалуйста, Адриан, не расстраивайся. Для меня это не имеет никакого значения.
— Погодите, — захотел уточнить сообразительный Джан-Ив. — Как интересно. Разве папа не был женат на твоей матери?
— Нет. Поэтому наша фамилия не Касталлак.
— Понимаю, — сказал удовлетворенный Джан-Ив. — Это как у кухарки Беллы и помощника конюха Дейви. Как здорово! Я рад! Я всегда знал, что ты слишком хороший, чтобы быть просто кузеном.
Он развалился на сиденье и начал изводить Уильяма вопросами о Джоссе Рослине.
Как только мы приехали в Пенмаррик, я отправился в свою комнату и заперся там. Я чувствовал себя измученным и несчастным. Сначала мне пришлось лицезреть в церкви миссис Касталлак, а потом, словно этого было недостаточно для одного дня, я вынужден был вытерпеть унизительную сцену с Джоссом Рослином. Когда я устало повалился на кровать, единственной моей мыслью было: «И как папа мог думать, что незаконнорожденность — не порок?» И на меня нахлынула безысходная тоска по Алленгейту и маме.
Я попытался представить себе будущее. Может быть, когда я поступлю в Оксфорд, папа разрешит мне проводить каникулы там или в лондонском доме, но до начала моего первого триместра в Оксфорде оставалось еще два года. До октября 1914 года мне оставалось лишь переносить по возможности более стойко испытующие взгляды, шепоток сплетен и все несчастья, происходящие от того, что мне приходится жить в Пенмаррике. Но в 1914 году я буду свободен; в 1914 году я начну жизнь с чистого листа на новом месте. Меня одолевало нетерпение. Схватив карандаш и бумагу, я нарисовал огромных размеров календарь, совсем такой же, как тот, что когда-то давно, в Алленгейте, был у Филипа, и повесил его на стену, чтобы можно было вычеркивать дни.
Глава 6
Была достигнута договоренность о браке между старшей дочерью Генриха. Матильдой, и Генрихом по прозванию Лев, герцогом саксонским и баварским… Поскольку она была старшей дочерью короля, ее нарядили в великолепное платье.
Джон Т. Эпплбай. «Генрих II»
Джеффри был любимым бастардом старого короля… хотя его жизнь прошла в ссорах, сам по себе он обладал набожностью и даже целомудрием — добродетелью, очень редкой среди Плантагенетов.
Альфред Дагган. «Дьявольский выводок»
1
Стоял август 1912 года. Далеко на другом конце Европы, на Балканах, назревали осложнения, но даже Элис не могла заинтересоваться раздорами между такими далекими и варварскими народами. Бесконечные забастовки на родине, казалось, прекратились; в Ирландии опять начались волнения, но поскольку в Ирландии они не прекращались никогда, это вряд ли могло сойти за новость, и хотя готовился закон о расширении прав участия в выборах (к большому удовлетворению Элис), я думал про себя, что у этого закона мало шансов на одобрение в ультраконсервативной палате лордов, даже если за него проголосует палата общин. Короче говоря, время было пресное, и, не в состоянии отвлечься от личных проблем, наблюдая за событиями в стране и за рубежом, я с неохотой должен был задуматься о предстоящем спектакле под названием «изысканное, светское замужество Марианы».
После церемонии, которая должна была пройти в Вестминстере, в самом центре Лондона, в фешенебельной церкви Святой Маргариты во вторую субботу сентября, предстоял роскошный прием в «Клариджес». Уильям согласился не быть шафером, но папа так и не решил вопрос о том, где нам жить в Лондоне, и мы уже начали думать, что миссис Касталлак все-таки решила остановиться в гостинице, когда папа позвал нас к себе в кабинет, чтобы обсудить этот вопрос.
— После некоторого колебания моя жена согласилась остановиться в городском доме, — сказал он, крутя в руках сигару, словно в нерешительности — зажечь ее или нет. На нас он не смотрел. — Завтра мы с ней уезжаем в Лондон. Она решила пожить в Лондоне две недели до свадьбы, чтобы заказать новые платья и привыкнуть к лондонскому обществу после такого длительного отсутствия. — Он посмотрел прямо на нас своими темными глазами и добавил без выражения: — О примирении не может быть и речи, но ради Марианы мы хотим создать для общества хоть какую-то видимость брака.
Мы ничего не сказали. Мы просто смотрели на него, и я невольно вспомнил о своей маме, как она, с сияющими глазами, выбегала из двери дома в Сент-Джонс-Вуде и бежала по тропинке ему навстречу.
— В начале следующей недели к нам приедет Филип, может быть, он отправится в город с Маркусом и Хью. Мисс Картрайт и няня за три дня до свадьбы привезут девочек и Джан-Ива. Не знаю, как захотите поступить вы, и предоставляю вам самим решить, когда уезжать из Пенмаррика. Кстати, я договорился, что вы остановитесь у брата Майкла Винсента и его жены. У них дом рядом с Рассел-сквер, и мне кажется, вам будет приятнее жить у них, чем в гостинице. Майкл тоже остановится у них, поэтому вы не будете одни среди чужих людей. После того как решите, когда приезжать в Лондон, напишите Питеру Винсенту о своих планах. Я дам вам его адрес.
После некоторой паузы Уильям сказал:
— Благодарю вас, сэр. Очень мило со стороны мистера Винсента согласиться приютить нас.
— Ну, мы с Майклом старые друзья, и с Питером я встречался несколько раз… — С минуту-другую он бойко говорил о Винсентах, а мы слушали его в вежливом молчании. — Теперь о деньгах, — сказал он затем, открывая ящик стола. — Конечно же в Лондоне вам все покажется дорого, а мне хочется, чтобы вы получили удовольствие от поездки и выходили в свет как можно чаще. Я решил дать вам немного больше денег, чем обычно, чтобы вы могли делать, что хочется, и не экономить.
— Нет, спасибо, папа, — сказал я. — Не стоит беспокоиться. В этом нет нужды.
— Совсем никакой, — поддержал меня Уильям, — кроме того, у тебя и так много расходов из-за свадьбы Марианы, чтобы тратиться еще и на нас.
— Ерунда! Я настаиваю…
— Нет, спасибо, сэр, — с нажимом сказал я.
— Нет, спасибо, — повторил Уильям. — Ты очень добр, но мы не примем этих денег.
Он пожал плечами и закрыл ящик, не глядя на нас.
— Как хотите.
Наступила напряженная, неловкая тишина. Я неловко поднялся.
— В таком случае, до встречи в Лондоне, папа, — сказал я. — Хочу пожелать тебе приятной поездки, на случай, если мы не увидимся перед отъездом.
— Да, сэр, — сказал Уильям, тоже вставая. — Спасибо за заботу. До свиданья.
— До свиданья, папа, — сказал я, открывая дверь.
