А когда раз вечером старый жокей вывел Мэри во двор и показывал знакомому с конского завода, воробей услыхал:
– Да, это капитал! – сказал знакомый с завода. – Хозяин, конечно, позволит вам пользоваться нашим кругом и готовить Мэри…
И воробей теперь добавлял:
– Это целый капитал, господа! Это не то что кривая Вакса, да-с!..
Мэри начинала понимать, зачем привезли ее. Восторженные крики воробья, внимание Жука, поддакивание и крики удивления ворон, заботливость, с которой ходил за ней грустный старичок, ласки детишек, особенно Сеньки, днями сидевшего в конюшне, – все это убеждало ее, что она готовится к чему-то важному, что она должна что-то сделать для всех.
Она ждала. Тут случилось событие, окончательно уверившее ее в этом.
Прошла неделя. Утром, только поднялось солнышко, старый жокей, по обыкновению, вошел в конюшню, вычистил Мэри скребницей, помазал копытца, тщательно оглядел подковки и сказал, ласково трепля по мордочке:
– Теперь за работу, Мэри…
– И-их-хи-хи-и… – радостно заржала она. – Вот оно… начинается!.. Это так интересно!
Жокей оседлал ее, подтянул потуже подпругу, взнуздал и, как перышко, стал в стремена.
– Жук, посмотри!.. Старичок-то твой повеселел совсем! – закричал воробей. – Братцы, скоро всем будет, скоро!..
Жук хотел было что-то сказать, но воробья уже не было.
А Мэри скакала легко к заводу. Там, по широкому кругу, носилось несколько лошадей. Мэри заржала: ей стало так хорошо и легко.
У входа на круг ее окружили жокеи, и маленький человек с большим животом и хлыстом в руке приветливо поздоровался с Числовым.
– Наконец-то мы поглядим вашу Мэри… Здравствуйте, Федор Ионыч, слыхал я о вас… Ну-с, покажите ее, посмотрим… Тэ-экс… – говорил он, оглядывая Мэри со всех сторон. – Лошадка знатная… Коротковата малость… Что же, продавать будете, а?..
– Не знаю… так, случайно вышло… Купил – и сам не знаю зачем… подожду…
Мэри с укором взглянула на хозяина.
– Так продавайте…
Мэри слышала, как старик долго говорил с толстяком о своих неудачах, о Гальтоне… Толстяк горячился, называл всех мошенниками, ударял старика по плечу.
– Ах, я знаю их всех!.. Мои лошади лучше этих мошенников. Ну, не унывайте, старина! Для вас у меня всегда найдется дело.
– Благодарю вас, да вот она, – указал Числов на Мэри, – из головы у меня не выходит… А продать… нет, не могу я решиться…
– Чудак вы… ей-богу, чудак!.. Ну, ваше дело… Ну-ка, пустите ее… поглядим вашу Мэри… Эй! Остановить лошадей!
Мэри пошла. Все наблюдали за ней. Лошади взяли в сторону, чтобы пропустить ее. И они смотрят, провожают ее глазами. Солнышко глядит с ясного неба, ветерок так приятно щекочет ноздри. Хозяин треплет ее по шейке и цокает. Мэри понимает этот ободряющий звук.
– Ну, Мэри, цо-цо-цо… – шепчет старый жокей и подбирает поводья. – Цо-цо-цо… Мэри… так… так…
Уже на той стороне круга группа людей. Ниже стелется Мэри, быстрей скользит под копытами черная лента, дальше в сторону летят комья мягкого грунта.
– Ну же… цо-цо-цо…
В струнку вытягивается Мэри. Сильней колотится сердце.
Вот и поворот круга, черная группа людей и толстяк с хронометром в руках.
– Стой, Мэри!..
– Поздравляю!.. Поздравляю!.. Огонек ваша Мэри!.. Гм… Она будет делать дела… – возбужденно говорит толстяк, прощупывая плечи Мэри. – Немного короток мах только… Смотрите, и не вспотела нисколько… Грудь узковата… Но какая горячка!..
– Это не ее ход, – сказал Числов, записывая скорость Мэри, – она еще покажет себя…
Мэри игриво поглядывала на всех.
«Я могу проскакать быстрей… я так рада!» – казалось, говорили ее глаза. Она чувствовала, что все любуются ею, она видела, как просветлело всегда печальное лицо хозяина, и ей стало так весело, как никогда за последние дни.
– Круг в вашем распоряжении, Федор Ионыч, – говорил добрый толстяк. – Лучшего жокея для Мэри и быть не может. Вы подарите публике жемчужину…
«Ну, Мэри… я не продам тебя, нет…» – думал старый жокей, надевая на Мэри попону.
Задумчиво возвращался Числов домой. Он не замечал, как Мэри косилась, фыркала, старалась поймать его за ногу.
Он опустил поводья, согнулся, точно под бременем охватывавших его дум. Перед ним проходили трибуны, публика, лошади, жокеи и призовой столб.
«Долой Числова!» – отдавалось в его ушах.
Насмешливо улыбалось лицо Гальтона.
«В провинц… пожинайт лавры…»
Жук сидел у ворот, ожидая возвращения Мэри, – он не смел покидать дом.
«Как долго… какая тоска! И этот дармоед провалился куда-то…» – размышлял он, посматривая на дорогу.
Прррр… – затрепетал воздух, и маленький комочек почти упал на ворота.
– Уф!.. уф!.. Насилу-то… добрался… Ну дела!.. А? Мэри обогнала меня! Меня, самого ловкого воробья!..
– О! – сказал Жук.
– Да, да… Как пошла она скакать… я рядом, все рядом… во весь дух шел… Я поддаю ходу – она за мной… Уф!.. уф!.. Я уже поперек круга махнул… каюсь… И то опоздал… Какой позор, если бы ты, Жук, знал! Они там все надо мной смеялись, я это очень хорошо заметил… Уф!.. уф!.. Они, конечно, не понимают, что у меня только две ноги… А она-то и рада… После всего этого я не знаю, оставаться ли мне на этой квартире: это не по-товарищески…
Глава VI. Желчный философ
Ранним утром старый жокей выходил на крылечко выкурить папиросу перед тем, как ехать на круг. Старый, подгнивший забор мозолил глаза сорвавшейся с петель калиткой, сбоку сарай-конюшня кричал о своем убожестве; сзади серенький домик напоминал о надвигавшейся бедности. Невеселые мысли бродили в голове старика.
– И-и-их-хи-хи-и!.. – кричала Мэри в сарае.
«Ах, Мэри… – вздрагивал старый жокей. – О, они еще увидят меня!..»
Он жил теперь одною мыслью. Судьба толкнула его купить лошадь. Он приготовит ее, разовьет ее скорость… и снова увидят его желтый камзол с алой лентой, красный картуз. Он поедет за заветным призом, из-за которого бьются все владельцы конюшен, жокеи, спортсмены, он победит, возьмет деньги, вернет свою славу, и, когда его снова будут приглашать эти гордые люди, он скажет им всё и уедет сюда на покой. Мэри вернет ему всё.
«Когда же меня поведут? – думала Мэри в конюшне, вспоминая слова воробья. – Хозяин грустит, всем здесь так скучно…»
В ней начинал развиваться инстинкт скаковой лошади. Носясь по кругу, она искала глазами соперников, но их еще не было. И это ее смущало: она нетерпеливо трясла головой, горячилась, старалась вырвать поводья.
