Восемь девушек приезжали каждый четверг, вечером, взять товара перед работой, а наутро отправлялись в ближние городки. Дэниелу ни разу не представился шанс поехать с ними за компанию. А Мотт к нему и не стремился.
После того, как Мотт обнимал всех восьмерых одновременно, произнеся комплимент вроде «если Господь не хотел, чтобы я съел этих лапочек, зачем он создал их такими вкусными?», они отправлялись в «храм удовольствий» (снаружи напоминающий оплавленный куб) для небольшого совещания и последующей дружеской посиделки. Пол и стены покрывали толстые ковры, Моттова стереосистема топорщилась клочьями мембраны, бар был полон самодельных виски и абсента, а уж ассортимент наркотиков не поддавался описанию. Иногда употребление разных наркотиков вперемешку приводило к тому, что в хипповских кругах называлось «шубой», а среди девочек — «платой за опыт». Но несмотря на случавшиеся казусы, на вечеринках обычно царило приподнятое настроение.
После официального обмена деньгами-наркотиками заначка делилась на четыре части, и каждая из девушек отделяла немного от своей части в пользу вечера — все это обычно передавалось королю вечера — Мотту — как залог неприкосновенности остального. На идеальной вечеринке в представлении Мотта следовало накачаться всевозможной дурью и выпивкой, послушать громкую музыку, раздеться, завалить девчонку и заниматься любовью до изнеможения. Идеальной вечеринки никогда не получалось, но под утро Мотту обычно удавалось заманить к себе девушку-другую. Дэниел робко интересовался у одной из оставшихся, не хочет ли она пойти в его хижину побеседовать, и после часа напряженной беседы пытался соблазнить ее. Секрет его успеха заключался не столько в самой манере, сколько в чуткости девушек.
Девушки называли его юным поэтом и мишкой гризли. Смуглая блондинка, слегка влюбленная в Дэниела, как-то обозначила разницу:
— Мотт любит нас одинаково и всех вместе, а Дэниел — порознь, одну за другой.
И, как это ни печально, только раз — поскольку Дэниел вскоре обнаружил, что, однажды испытав оргазм с женщиной, он уже неспособен повторить с ней же. Несмотря на многочисленные попытки, ни с одной из них у него не получалось снова. Женщины относились к этому с сочувствием и растерянностью, Дэниел — только с растерянностью. К концу лета он был совсем подавлен. Когда все Гусыни приехали на ранчо помочь со сбором, сушкой, обработкой и упаковкой урожая сенсимильи,
[5]
все вокруг так благоухало ароматами женской флоры и фауны, что Дэниел не мог больше терпеть и решил посоветоваться с Моттом — хотя и опасался, что тот скорчит презрительную гримасу или поднимет его на смех.
Но тот в ответ на сбивчивые объяснения Дэниела только кивнул:
— А я и смотрю, ты последнее время какой-то убитый. Как раз подумал, что это с тобой.
— Хотел бы я сам знать, что со мной, — мрачно отозвался Дэниел.
— Вопрос надо обдумать как следует, — изрек Мотт, — а для этого необходима особая подпитка.
Они сидели в трапециевидной гостиной Мотта, где с потолка свисали на тонких серебряных цепочках звериные черепа. Мотт с силой дернул за росомаший череп, и Дэниел услышал, как позади него открылась какая-то дверь. Дальше он с интересом наблюдал, как Мотт отодвинул от стены панель размером четыре на восемь, за которой открылся чулан с ружьями, патронами, гранатами и четырехгаллонными флягами, наполненными зеленоватой жидкостью. Мотт отодвинул одну из бутылей, углубился в чулан, вернулся с большой прозрачной бутылью с ярко-красной спринцовкой и поставил ее на стол перед Дэниелом.
— Что это?
Мотт отвернул крышку и наклонился понюхать:
— Шармэн изобрела на досуге по моей просьбе. Называется «росомаха».
— Это что-нибудь вроде чили?
— Еще лучше.
Мотт окунул спринцовку во флягу и зачерпнул несколько дюймов жидкости.
— Вытяжка из листьев кокаина, кактуса и маковых головок. Шармэн смешала их в какой-то хреновине, чтобы получить эссенцию, и сделала десятипроцентную микстуру.
Мотт нагнул голову, вложил узкий конец спринцовки в ноздрю и нажал на грушу. «Разолли!» — заорал он, слегка покачнувшись.
Он вытер слезы и вручил спринцовку Дэниелу. Тот, помня об осторожности, набрал половину количества, употребленного Моттом. Действие «росомахи» на носовые пазухи напомнило эффект, произведенный чили на нёбо.
Подкрепившись таким образом, Мотт вернулся к проблеме Дэниела:
— Я врубился, что с тобой. Это называется Роковым Усыханием Пениса, и никто не знает, отчего оно происходит. Некоторые врачи считают, что это все от головы. Поскольку ты поимел шрапнели в черепушку, думаю, в твоем случае так оно и есть. Не обязательно это целый кусок металла, но ведь и крошка мушиного дерьма дает некоторый эффект, если бросить ее в миску с желе, а? И, как я понимаю, ты действительно хотел переспать с этими девицами и не страдаешь каким-нибудь вагиноненавистничеством, я правильно усек?
— Нет, — твердо сказал Дэниел, — не страдаю.
— То есть канал между сердцем и мозгами работает нормально, проблема в связи между мозгом и хреном, верно?
— Но у меня всегда получается один раз.
— Значит, выключатель барахлит. Его тронешь разок, а он — щелк, и вырубил напрочь все желание.
— Вероятно.
— Что тебе нужно, Дэн, так это исследовательский подход. Проведи эксперимент. Завяжи себе глаза, возьми трех или четырех Гусынь, так, чтобы ты не знал, какая где, и попробуй их отыметь.
— Пробовал, — Дэниел печально покачал головой. — Две недели назад, с Хелен, Джейд и Энни. Каждая по одному разу.
— Вот оно как. А Джейд — это которая с такими грудями, что можно сдохнуть на месте?
— Наверное.
— Тогда не надо было тебе завязывать глаза.
— Может быть.
В ответ на мрачный тон Дэниела Мотт воскликнул:
— А если и так — черта ли ныть? Бабы такие существа — им попробуй угоди. Вечно момент неподходящий, вечно за ними надо ухаживать, подавать пальто, подписывать чеки и все такое. Одного раза с каждой вполне достаточно! Не было бы счастья, да несчастье помогло.
— Меня это угнетает.
— Ой, Дэн, а что тебе остается, кроме как смириться? Не согласишься же ты на какую-нибудь чертову операцию, чтобы тебе вправили мозги? А если и согласишься, кто гарантирует, что после операции они действительно встанут на место? Так считай, что тебе ее уже сделали, и она не удалась. Кстати, как насчет прогулки в лунном свете до Бликер Ридж? Мудозвон с ума сойдет от злости — он терпеть не может ночных прогулок.
— Неохота. Но спасибо за предложение.
— Подумай, Дэн. Снегопад на Бликер Ридж в лунном свете — что может быть прекраснее?
— Да ведь снега нет, — удивился Дэниел.
