Под присмотром Вилли Дэниел за время своего ученичества открыл двадцать три сейфа. К крайнему его разочарованию, они никогда ничего не воровали. Это правило Вилли твердо обговорил во время первого же дела, вскрывая стенной сейф зубного врача в Тибуроне.
— Положи на место, — прошипел он.
Дэниел решил, что Вилли шутит, и даже не подумал остановиться, засовывая пачку банкнот и пакет с унцией кокаина в карман куртки.
— Дэниел, — зарычал Вилли, — ты что, не слышал или не понял? Положи на место. Мы тренируемся.
— Да бросьте, — огрызнулся Дэниел. — Если нас схватят копы, мы что, так и скажем: все в порядке, ребята, мы просто тренируемся?
— Копам мы ничего не скажем, идиот. Красть можно только в силу необходимости. А, как заметил Салиний, «жадность и благоприятная ситуация — главные враги чести».
Дэниел вернул деньги и наркотики в сейф:
— Чего ради это все? Искусство ради искусства?
— Ты себе льстишь. Это обычная практика. Может, со временем это станет искусством.
— Да я целый год жил на сто баксов в месяц! — взорвался Дэниел.
— Вполне достаточно, — сказал Вилли. — Кстати, сейчас ты живешь на пятьсот баксов в месяц — сотня за жилье и харчи, четыре сотни на Ориану.
— Понял, — устало сказал Дэниел. — Видимо, это будет записано на мой счет. Вы ничего не делаете даром.
— Ничего. Мы просто поступаем по справедливости.
— Просто? — переспросил Дэниел. — У вас одни уловки и трюки. — Дэниел начал закрывать сейф.
— Подожди-ка, — остановил его Вилли. — Мы не просто ничего не берем, мы всегда оставляем что-нибудь на память.
Он вручил Дэниелу маленькую элегантную карточку с цитатой из Рильке:
…Пред ним ты весь,
как на ладони,
И должен жизнь свою переменить.
Усмехнувшись, Дэниел сунул карточку в пакет с кокаином, закрыл дверь и аккуратно вернул замок в первоначальное положение.
Чего только люди не хранили в сейфах! Дэниел не уставал удивляться. Обычно это были деньги или наркотики, драгоценности, документы, оружие, но иногда попадались странные находки:
— сосуд объемом в кварту,
[8]
наполненный стеклянными глазами;
— сплющенная печатная машинка;
— пара роликовых коньков, завернутая в черные женские трусики (Ориана взвыла от восторга, когда Дэниел рассказал ей об этом);
— эмбрион австралийского ленивца в банке с формалином;
— маленький золотой чертик в двадцать четыре карата на искусно сплетенной серебряной цепочке, который так и просился в руки;
— старый кофейник;
— кусок мела;
— заплесневелый французский батон.
И то, что понравилось Дэниелу больше всего — аккуратно отпечатанная записка, найденная в совершенно пустом сейфе:
«Обломись, Джордж. Я забрала отсюда все и свалила в Париж с парнем, который чистил бассейн».
Ориана тоже была в восторге.
ЗАПИСЬ (ЧАСТИЧНАЯ) ТЕЛЕФОННОГО РАЗГОВОРА
Вольты и Вилли Клинтона
ВОЛЬТА: В крупную национальную библиотеку поступили старые документы, которые по праву принадлежат нам.
ВИЛЛИ: Я выезжаю.
ВОЛЬТА: Как насчет Дэниела?
ВИЛЛИ: Ты же знаешь, на такие дела я всегда выхожу один. Как говорят на юге Калифорнии, «если все стало другим — это не значит, что все изменилось».
ВОЛЬТА: Тебе виднее. Мне подумалось, что это стало бы занятным выпускным экзаменом.
ВИЛЛИ: В выпускном экзамене нет необходимости. Он действует умело, но более ничего не достигнет. У него есть талант к нашему делу, но нет сердца. Мне кажется — хотя я могу ошибаться — он ищет выхода, а не входа. Кажется, Шиллер говорил: «Благословен тот, чей дар отвечает призванию». По-моему, сейфы — не его призвание. К тому же его внимание было сильно отвлечено женщиной.
ВОЛЬТА: Всегда считал, что обучение должно быть сопряжено с удовольствием. В конце концов, не выучив урока, не узнаешь, в чем он заключался.
ВИЛЛИ: Побойся Бога, ты украл это у Софокла!
ВОЛЬТА: Уильям, как говорил Томас Эллиот, «хороший поэт заимствует; великий поэт овладевает».
ВИЛЛИ: Некогда мне слушать твои нелепицы. Когда выезжать?
ВОЛЬТА: В течение двадцати часов. Брюс в Кастро все подготовит. Не хочешь что-нибудь предложить по поводу Дэниела?
ВИЛЛИ: Дать ему денег и небольшой отпуск. Сотня в месяц — это сурово. Иначе, боюсь, Сан-Франциско ожидает волна банковских ограблений.
ВОЛЬТА: Да уж. Как говорится, можно привести лошадь к воде, но нельзя заставить ее плавать на спине или сосать турнепс.
Приехав к Вилли в пятницу вечером, Дэниел обнаружил на запертой двери записку: «Дэниел, входи». Предыдущая ночь, проведенная с Орианой, так переполняла его, что он с трудом понял содержание записки.
Он отомкнул замок и вошел.
На столе стоял небольшой сейф, цифровая комбинация — раз плюнуть. Внутри оказалась стопка карточек с цитатой из Рильке, комплект отмычек из ванадиевого сплава ручной работы и записка от Вилли:
«Прошу прощения, что не могу лично попрощаться и пожелать всего наилучшего — пришлось уехать по неотложному делу. Прими эти отмычки как подарок в честь окончания учебы. Был рад работать с тобой. Я мог бы продолжить, но Оден не одобрил бы этого: „Чувствительность — враг истинного чувства“, говорил он.
Вольта просил как можно скорее позвонить ему на центральную телефонную станцию в Сикс Риверс.
Что понадобится — откроешь.
Вилли»
Первая мысль Дэниела была: «Теперь можно переспать с Орианой». Но первым делом надо было позвонить Вольте. Вольта, явно думая о другом, сказал, что оставит пять тысяч на имя Дэниела в Ирландском банке, и просит его через две недели подъехать к Роберту Слоану в Таксон, отель Вирсавия, номер триста семьдесят семь.
Наутро Дэниел обналичил чек, взял такси до Трит Стрит и наказал шоферу подождать. На сборы ушло несколько минут. Проходя через кухню, он оставил на столе тысячу долларов купюрами по двадцать, после чего поехал в отель Клифф, дал таксисту сто долларов, а швейцару двадцать, препоручил ему свои вещи и снял многокомнатный номер на десять дней, заплатив полторы тысячи вперед. Номер был уютным и элегантным. Сев за столик вишневого дерева, он набрал телефон Орианы. Автоматический голос сообщил ему, что абонент отключен.
Он провел несколько мучительных дней, гадая, уехала она одна или с Вилли, и почему не попрощалась. Он набирал ее номер снова и снова, и все тот же голос повторял одно и то же дурное известие. Дэниел подумал, что она, возможно, скрывается от кого-то из клиентов или от полиции, и собирался уже позвонить Вольте, спросить. Он представлял стройное тело Орианы, изгибы талии, тепло ее бедер. Он страдал.
