— Думаешь, я туплю?
Дважды-Растворенный уверенно кивнул.
— Иначе и не скажешь.
— Ну ладно, старик, раз уж смотришь глазами Господа, скажи, как поступить умнее?
Дважды-Растворенный ухмыльнулся.
— Ну уж нет, Джордж, такого я никогда не утверждал. Только полные идиоты думают, что могут смотреть глазами Господа. Ты что, ни разу не заглядывал в Книгу Иова? — Он плюхнул на сиденье между нами свою пятнистую Библию. Я понял, что грядет проповедь. — Добрый старый Иов был праведным чуваком, все как надо: куча недвижимости, стада и любящая жена, не говоря уже о семерых надежных сыновьях и трех дочерях таких красотках, что при виде них ты бы язык проглотил.
Но дьявол вечно околачивается где-то поблизости, мотается туда-сюда, то из одного угла выскочит, то из другого Бог его заметил и говорит: «Эй, дьявол, зацени-ка Моего верного слугу Иова. Он любит Меня как должно и не совершает никакого зла».
А дьявол ему отвечает: «Естественно, чего тут удивляться: ты ведь его с ног до головы засыпал благодеяниями. Отбери их, и Иов плюнет тебе в глаз».
Господь знает, что это дьявольские козни, и говорит: «Нужны доказательства? Окей, делай с Иовом что хочешь, только без физического ущерба».
И тогда дьявол взялся за Иова как следует: велел какому-то ворью украсть его ослов; бросил пригоршню молний в его слуг и овец; наслал ужасный ветер с гор на дом старшего сына, где все сыновья и дочери как раз устроили вечеринку — ну, их всех и унесло. И что, как ты думаешь, Иов говорит в ответ на все эти разрушения и потери? «Бог дал, Бог взял. Да будет благословенно имя Господне».
Богу это понравилось, он пихает дьявола локтем под ребро: «Ну, убедился? Я же тебе говорил, что этот чувак крут!»
Но дьявол продолжал свои издевки: «А почему он, мать твою, должен сокрушаться? Его это не колышет. Вот если его самого немножко поприжать, тут он и начнет орать и богохульствовать как последняя шваль подзаборная, уж будь уверен!»
А Господь и говорит дьяволу: «Испытай его еще раз. Его задница в полном твоем распоряжении. Только жизнь ему сохрани, больше Я ничего не требую».
Когда нужно кого-нибудь помучить, тут дьяволу нет равных. Он покрывает Иова с ног до головы мерзкими гнойными болячками. От такой боли ты даже в туалет по-человечески ходить не можешь, и моча просто стекает по ногам. Когда жена вкопала, как Иов страдает, она ужаснулась и заявила ему: «Иов, прокляни Бога и сдохни наконец! Нельзя же столько терпеть».
Но Иов непоколебим. Он велит ей заткнуть пасть. Говорит: «Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?»
Тут появляется компания приятелей Иова, чтобы его утешить. Иов весь голый, в гное, да еще и посыпал себя золой. Когда до них доперло, какую дикую боль он должен испытывать, они целых семь дней не могли говорить. Но чирьи все сильнее разъедают плоть Иова, и вот он уже начинает хныкать и жаловаться и под конец выкладывает все, что у него на сердце: мол, он всегда был праведным кексом, не перечил Богу, поэтому поверить не может, что заслужил такое кошмарное отношение. Но вкопай хорошенько: он не молит Бога положить конец страданиям. Нет! Он просит укрепить его силы, чтобы он смог все это вынести. Вот это праведность!
Но приятели продолжают крутиться рядом и жужжат ему в уши: «Иов, чувачок, ну ты и нагрешил, раз Господь так тебя наказывает!» — или: «Может, это за то, что ты думал, будто праведнее самого Бога?»
Иов обозвал их так же, как ты обзываешь меня — «жалкими утешителями». Он не желает признавать себя грешником, потому что ничего такого не совершал. Но приятели все зудят и не отстают, советуют ему покаяться. Тогда Иов окрысился на Елиуя, Елифаза, Вилдада и остальную шайку-лейку и велел им проваливать — ему не в чем каяться, он всегда доверял и повиновался Богу и, насколько он вкапывает, его смешивают с дерьмом за здорово живешь.
И вдруг ни с того ни с сего — бам! — с неба раздается громовой голос Бога, и сам Он нисходит на землю. Он заявляет Иову и его дружкам: «Может, Я и смешиваю тебя с дерьмом, но имею на это полное право. Я же Господь! Ты получаешь то, что тебе причитается: кайф или ломку, невиданную удачу или полное говно. Я должен поддерживать в мире гармонию, но тебе с твоими жалкими мозгами этого не понять!»
Для убедительности Господь изложил все это длинно и красивым слогом, да еще слегка подсластил пилюлю: «Ты ли знаешь, откуда берется драгоценный снег? Ты ли заставляешь нежные бутоны распускаться и превращаться в цветы? Ты ли насыщаешь молодых львов? Ты заботишься о том, чтобы у воронов была пища, и разделяешь воды, чтобы огромным бегемотам было где укрыться от зноя? Можешь ли ты потушить хрупкий свет Плеяд или ослабить тетиву Ориона?» (Йу-ху! Обожаю этот момент, чувак, Он разговаривает со звездами!) А Господь все продолжает свою шарманку: «Ты ли даришь сердцам понимание? Ты ли дал себе и другим людям жизнь? Ты что, правда, думаешь, что лучше меня знаешь, как все должно быть, а как не должно? Думаешь, ты не просто блуждаешь в потемках, а просекаешь все на свете? И даже Мой промысел? Вот что Я тебе скажу: ни хрена ты не знаешь».
Когда разговариваешь с приятелем, то запросто можешь отмахнуться от его слов. Но когда с тобой говорит Господь, приходится слушать. Иов все схватывал на лету, он сказал: «Я был слеп, но теперь мои глаза прозрели. Делай как знаешь, а я приму все».
И тогда Бог исцелил его болячки, даже шрамов не осталось, и вернул ему вдвое больше верблюдов, ослиц и другого скота, плюс еще десятерых детей — семерых сыновей, таких высоких и сильных, что они могли бы сколотить баскетбольную команду и надрать задницу «Кельтам», и трех дочерей, настолько классных, что сразу хочется пойти на штурм. И, как будто всего этого было недостаточно, Бог отмерил Иову еще сто сорок лет жизни, чтобы он успел вдоволь понянчиться со своими внуками, и их детьми, и детьми тех детей и так на несколько поколений, пока Иов наконец не дал дуба в глубокой и счастливой старости.
— И при чем тут моя тупость? — сразу вклинился я. — Я разве говорил, что знаю жизнь лучше, чем Бог?
— Ага! — с раздражением воскликнул Дважды-Растворенный. — Видишь? Ты принял историю на свой счет! Сразу поставил себя на место Иова! А штука в том, что не стоит даже пытаться постичь Волю Господню, надо просто следовать ей.
— Ну хорошо, я тебя выслушал, — фыркнул я, сам немного вспылив, — и не собираюсь спорить. Человек предполагает, а Бог располагает. И я понятия не имею, куда Он вывернет на этот раз.
— Самая главная заповедь, какую мне внушила та чувиха Бесси: «Не пытайся и не кайся». Пропусти это через себя. Прочувствуй, как ты чувствуешь музыку. Как чувствуешь солнечное тепло на своей коже. Как чувствуешь, когда лежишь в постели с какой-нибудь сладкой крошкой. Клянусь, вы, белые, — почти, на хрен, безнадежны!
— Вряд ли мне удастся сменить цвет своей души, — процедил я.
— А знаешь, почему Бог дал черным парням так много души? — осведомился Дважды-Растворенный неожиданно игривым тоном.
