Потом я долго жалел, что растерялся и не успел придумать какую-нибудь умную реплику, например: «Лью, а может, эти твои „боги“ — на самом деле падшие ангелы?» Но с некоторых пор мне стало казаться, что мой тогдашний ответ все же был довольно красноречив. Я поглядел на свое имя в списке и сказал: «Ррррр!»
— Полностью разделяю твои чувства, — кивнул Лью, не отрывая от меня пристального взгляда. — А теперь я хотел бы задать тебе вопрос, Джордж. Ответь на него со всей искренностью и прямотой: если это не боги, то, значит, тебе кто-то заплатил? И зачем ему, ей или им столько хлопот лишь для того, чтобы свести меня с ума?
Крючок, леска, грузило, удилище и катушка — клюёт? Подсекай. Всё как надо. Лью знал свое дело. Я вздохнул. К чему ерепениться, если я сам же помог уложить себя на обе лопатки?
— И какова же плата за доставку?
— Так ты утверждаешь, что не знал заранее, что происходит?
— Лью, я поднял правую ладонь, — клянусь говорить полнейшую и правдивейшую правду, какую только изрекали мои уста: не имею ни малейшего гребанного понятия, что происходит. Никакого. Зуб даю.
— Что ж, Джордж, значит, мы с тобой в этой точке пространства и времени мыслим и чувствуем в унисон, как единое целое.
— Э нет, не совсем, — вежливо возразил я. — Один из нас великий продавец, а другой — нечто вроде заблудшей души. Великий продавец не просто велик, он самый лучший в мире. Он достиг таких высот, что теперь только он один может изобрести для себя достойные его гения задачи, ибо он знает: как только прекратит исследовать рынок, развивать свои таланты и шлифовать мастерство, ему станет нечем оправдывать свою гордость. Но это только его личная проблема. А проблема заблудшей души — полное смятение чувств. И ей не помогает вечная идеалистическая погоня за правдой, красотой, любовью, надеждой, доверием, честью, верой, справедливостью и остальными большими и сверкающими абстракциями, которых она так и не находит (по крайней мере, так считает она сама). К тому же этот заблудший дух страдает от переутомления, травмы гениталий и наркотического похмелья. Торговец, будучи опытным психологом, сразу подмечает все это, но поскольку никакого товара у него не осталось, а ситуация сулит астрономические барыши, ему приходит в голову блестящая идея: продать пустоту. Что он и проворачивает, виртуозно, без сучка, без задоринки, произведя всего лишь пару ловких манипуляций с блокнотом в темноте. И замысел, и его воплощение настолько безупречны, что заблудший видит, как все разворачивается, и все равно ему ничего не остается, кроме как выкупить собственную душу, которую он не может ни увидеть, ни пощупать. И даже если он почти на сто процентов уверен, что это чушь и разводка, он, будучи неисправимым романтиком, оказавшимся в тупике и бездарно тратящим свои дни, не может рисковать — ведь остается же крошечный шанс, что торговец говорил правду! А если это и впрямь правда, и боги считают, что важно возвращать людям их потерянные души (хотя он лично не помнит, чтобы у него когда-нибудь была душа и чтобы он ее терял), он будет последним дураком, отказавшись заплатить и упустив душу навсегда. Так что браво, мистер Керр. Вы в самом деле величайший коммивояжер на свете. Сколько я вам должен?
— В этом заключается вся красота замысла, не так ли, Джордж? Именно поэтому я начинаю верить, что тут действительно без богов не обошлось: столько лазеек для неверующих, и ничего нельзя доказать. Просто совершенство!
— И какова цена этого совершенства? — кисло напомнил я.
— Джордж, — в его голосе слышалась обида, — если сами боги не взимают с тебя платы за возвращение души, как могу я требовать какой-то награды помимо радости от работы? — Он постучал по кожаному дипломату. — Уж в чем в чем, а в деньгах я не нуждаюсь.
— Да уж, ты можешь себе позволить трудиться ради интереса.
— Джордж, верь мне, даже если я сам порой не уверен в том, что говорю. Мы ведь договаривались доверять друг другу, помнишь? Грандиозные новости нелегко переварить, ничего удивительного, что ты до сих пор в растерянности.
— Так что ты там говорил насчет денег? Я могу получить свою загулявшую душу бесплатно?
— Не совсем. Богам деньги без надобности, а комиссионных я не беру, но есть еще плата за сделку, что-то вроде символического налога на операцию по обмену. Можешь называть это пожертвованием, чтобы покрыть расходы космических сил. Всего доллар и девяносто восемь центов. Я уже говорил, сумма символическая, но боги настаивают, чтобы она взималась.
— А что случится, если я в наглую откажусь платить? Отберешь мою душу обратно?
— Не знаю. Еще никто не отказывался.
— Кому в итоге достаются бабки?
— Я и их вкладывал в земельные фонды. Пока насобирал сто пятьдесят долларов и сорок восемь центов. Боги говорят, их не интересует, как я распоряжусь деньгами, главное, чтобы я их брал. Получается весьма затейливая схема: боги ничего об этом не говорили, но мне думается, что столь малая сумма — лишнее напоминание о том, что боги выше приземленных человеческих представлений о ценностях и ценах.
— А раз все так символично, то не примут ли они от меня не денежную, а символическую плату?
— Не знаю, — задумчиво повторил Лью, склонив голову. — Такого еще не бывало. Но, будучи их слепым орудием, я не вижу никаких к тому препятствий.
Не сбрасывая скорости, я потянулся к заднему сиденью и подцепил свою видавшую виды куртку из «Армии спасения». А потом передал ее Лью.
— Вот она, символическая плата, которая поможет тебе согреться в этой ледяной вселенной. Я собираюсь высадить тебя где-нибудь поблизости, потому что мои мозги на последнем издыхании, и мне хотелось бы помереть спокойно и без свидетелей.
— Понимаю, — сказал Лью, натягивая куртку. — Интересный феномен: когда я возвращаю душу, у человека сразу возникает желание побыть в одиночестве.
— Или наедине со своей душой. Что-то вроде медового месяца.
— Я бы на твоем месте прекратил иронизировать, Джордж, — строго посмотрел на меня Лью. — Подобно кривому зеркалу, ирония искажает все вокруг и мешает душе меняться.
— Как же мне не иронизировать, если я даже не уверен, что вообще терял свою душу?
— Вот об этом-то я и толкую, — кивнул Лью, застегивая молнию.
— А ты, часом, не знаешь, где я умудрился потерять душу? И когда? И как? И почему?
Лью подхватил свой дипломат.
— Нет, не знаю.
— А что о потерянных душах говорят боги?
— Ничего.
— И ты не пытался вызнать?
— Пытался, конечно. Мне и самому было любопытно.
— Так что же они сказали? — я внимательно слушал, склонив голову.
— Велели мне не беспокоиться об этом. Боги не расположены к праздной болтовне. Они только выдают мне список имен. Разговор очень сухой и отстраненный.
— А ты уверен, что это не один бог? Что их много?
