— Как вас зовут?
— Кэрол.
— Кэрол, у вас благородное сердце.
— Спасибо, — у нее в глазах снова заблестели слезы. Она смущенно пожала плечами, вытерла слезы скомканным бумажным платком, который все это время сжимала в руках, а потом неловко улыбнулась.
— Можно одолжить у вас бумагу и ручку? Я хотел бы оставить мистеру Хильдербранду записку.
— Конечно, — она засуетилась, обрадовавшись хоть какому-то занятию. Все приятнее, чем лить слезы перед незнакомцем.
— Собираюсь предложить мистеру Хильдербранду, чтобы чтобы не огорашивал утренними звонками, а напечатал все симптомы рака на листовках и вложил их как закладки в Библии — они ведь есть в каждом номере, — объяснил я. — Получится и диагностика, и утешение в одном флаконе. Можно, например, сунуть их между страниц в Книге Иова.
Кэрол нерешительно подтолкнула ко мне шариковую ручку и ярко-зеленый листок бумаги. Я не понимал, почему она колеблется, пока девушка сама не рассказала:
— Доктор Гасс, у нас в номерах нет Библий. Мистер Хильдербранд запретил. Говорит, что это может оскорбить представителей других конфессий… не все же христиане.
— А разве не оскорбительно будить гостей, независимо от их религиозных убеждений, детальным описанием симптомов рака прямой кишки? — поинтересовался я, снова теряя терпение.
— Очевидно, мистер Хильдербранд считает иначе, — я заметил, что в ее голосе появилась неуступчивая холодность. Разговор со мной начал ее утомлять.
Я взял ручку и застрочил: «Дорогой мистер Хильдербранд», — а что дальше? Последний час меня переполняла смесь презрения к самому себе и ложного ощущения силы — так обычно бывает с теми, кто только что обратился в веру. Они горят рвением, в них бурлит неутоленное чувство справедливости, однако все это быстро угасает. Ручка в моих пальцах дрогнула, и я отложил ее в сторонку.
— Даже не знаю, что и сказать, — признался я Кэрол. — Совсем ничего не соображаю из-за этого чертова гриппа. — Мне вдруг захотелось уткнуться лицом в ее грудь и зарыдать.
— Ральф — он здесь работает в ночную смену — сказал, что вчера вы выглядели неважно.
— Да я был просто зомби!
— Надеюсь, вскоре вам полегчает, доктор Гасс. И еще надеюсь, что вы больше не станете обижаться на нас из-за утреннего звонка. — Снова та же профессиональная бодрая маска вместо истинного лица. Она захлопнулась в своей скорлупе. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать ее примеру.
— Спасибо, я тоже надеюсь на скорое выздоровление. Теперь я понимаю, откуда вы знаете мое имя — вам сказал ночной сменщик.
— Ральф был озабочен. Сказал: если постоялец не выйдет из номера до пересменки, зайди и посмотри, как он там… Звучит не очень красиво, как будто он переживал из-за своевременной оплаты, но на самом деле он действительно за вас беспокоился.
— И как же он выразился? «Посмотри, как там тот парень? Кстати, в случае чего я смогу его забальзамировать!»
Она захихикала.
— Нет, сказал только, что у вас больной и усталый вид. И еще, что у вас заметная шляпа.
— Значит, ему понравилась моя шляпа? — я вскинул руку и поправил свой головной убор.
— По его словам, вы спросили, понимает ли он вашу шляпу.
— Я действительно паршиво себя чувствовал. Температура зашкаливала. Видимо, я бредил. Честно говоря, даже не помню, что разговаривал с ним.
— Доктор Гасс, а вы в самом деле не расстаетесь с этой шляпой, чтобы богам было проще разглядеть вас с небес?
— Я так сказал?
— Если верить Ральфу, да. По-моему, он так и не понял, что у вас лихорадка. Он решил, что вы слегка с приветом.
— Вполне его понимаю, — нервно усмехнулся я, — я сам виноват, нечего было нести всякую чепуху. Хотя, может, Ральф просто не верит, что боги следят за каждым нашим шагом. Не исключено, что он прав.
— А-а, — протянула Кэрол. Теперь и она тоже занервничала. — А можно я кое о чем вас спрошу? Вы доктор чего? Ральф решил, что вы не врач, тогда я предположила, что вы, должно быть, преподаете.
— Обе версии ошибочны, хотя вы, Кэрол, ближе к истине. Я доктор богословия. Выполняю миссионерскую работу для Пресветлой Твердокаменной Церкви Святого Освобождения.
— В наших местах много методистов, — кивнула Кэрол.
— Это совершенно новая церковь, — объяснил я, — она придает особое значение Святому Духу, воплощенному в любви и музыке. Кстати, вы напомнили мне, что я давно уже должен был отправиться по делам. Был очень рад познакомиться, Кэрол. Надеюсь, наши пути еще пересекутся. Удачи! — И я вышел с ощущением, что мне таки удалось достойно завершить свой рассказ и элегантно обставить отбытие.
На стоянке от моих напыщенности и самодовольства не осталось и следа: я никак не мог отыскать «кадиллак». Ключи лежали в кармане, не хватало только машины. Я зашел с другой стороны. Тачки нет. Тогда я обошел вокруг мотеля, ежась от холода и пребывая на грани обморока. Нет как нет. Ни тачки, ни малейшего представления о том, где я ее оставил.
Стараясь не поддаваться панике, я вернулся в мотель. Кэрол поглядела на меня с удивлением.
— Не могу найти свою машину, — объявил я с кривой улыбкой, больше напоминавшей гримасу.
Она охнула и прикрыла рот рукой.
— Ой, извините! Я должна была сказать вам, ведь Ральф меня предупредил… но я была так поглощена разговором… ох, мне очень жаль. Машина припаркована возле ресторана, то есть блинной, это совсем рядом, — она махнула рукой, показывая, где именно.
— Не помню, чтобы я оставлял ее там… — ляпнул я, и тут же почувствовал себя неисправимым идиотом. Ну кто меня за язык тянул? Все и так понятно, без моего лепета.
— Со слов Ральфа, вы вчера очень расстроились.
— А он не сказал, из-за чего? — Я не был уверен, что хочу услышать ответ.
— Потому что неоновые буквы на вывеске были одного цвета с вашей шляпой, — сказала Кэрол.
Да, спрашивать определенно не стоило.
— Что поделаешь, жар, — я сокрушенно покачал головой. — Должно быть, я заговаривался.
— Не знаю, правда ли это, но Ральф утверждал, что они там, в блинной, чуть не вызвали полицию.
— В самом деле?
— Вы грозились сорвать вывеску голыми руками.
— Правда? Странно, вообще-то я люблю этот цвет.
— Нет, вы хотели сорвать ее, потому что это не рай.
— Что-что? — переспросил я. Мне не хватало амфетаминов, без них я безбожно тупил и не поспевал за ходом беседы.
Кэрол оробела от моего резкого тона.
— Я знаю только то, что мне рассказывал Ральф…
— И что же он рассказывал?
— Он сказал, вы огорчились, что блинная — это не рай. На вывеске написано, что рай, а на самом деле нет. А раз это враки, воскликнули вы, то нельзя оскорблять честный цвет вашей шляпы, используя его в лживой рекламе.
