— Отлично, девочка, отлично. Ты не слишком умна, это хорошо. Я и моя молодая команда… мы не очень-то любим умных девочек.
Точно такой же фикус рос в комнате Серёжи Кима — давно и далеко, годы и километры земли назад. В большой деревянной кадке. Листья зелёные. Корни погружены в чёрное и влажное, которое забивается под ногти, стоит только прикоснуться.
— Ты ведь рыжая, девочка моя…
— Я не твоя!
— О? Моя молодая команда и я… мы любим строптивых девочек.
Выбраться отсюда с боем нереально. Вдоль стен застыли по стойке десятка три «быков». Плюс Сайд. Этот за пятерых будет…
И всё-таки, откуда на Вокзальной фикус? Пусть конопля пятнадцати сортов — радиация и бактериологическое оружие, как известно, за каким-то дьяволом благотворно сказались именно на этой культуре. Пусть галлюциногенные грибы со светящимися шляпками. Мухоморы и псилоцибе любую катастрофу переживут. Но фикус?!..
— Ты — рыжая. У меня есть блондинки, и я их очень люблю. — Шлепок по розовому в иллюстрацию сказанному. — Есть чёрненькие. Я и моя молодая команда… мы любим чёрненьких. Но у меня нет рыжих! Как так получилось?
Последний вопрос был адресован Сайду. Бригадир затрясся, не зная, что ответить. Он подскочил к Гильзе и толкнул её — а заодно и всю сцепку спасателей — к Космосу.
Сайгон упал на колени и тут же вскочил.
— Я и моя молодая команда… мы считаем, что эта девочка достойна украсить наш гарем. Как тебя зовут, напомни?
Сцепка остановилась метрах в трёх от Космоса. С этого расстояния ногти пахана казались просто отвратительно длинными.
— А остальных куда? — Сайд всё ещё дрожал, отстёгивая Гильзу.
— Пусть поиграют. — Лёнчик удивлённо наморщил лоб. Мол, что за глупые вопросы, это же само собой подразумевается.
Сайд непроизвольно отступил на шаг, но всё-таки указал на Фиделя и Че:
— Этих тоже?
— А чем они хуже товарищей? — С помощью жёлтой трубочки, корпуса от маркера, Космос втянул в нос порошок и закряхтел от удовольствия.
А потом уселся на столешницу с ногами.
* * *
Пахан Вокзальной Лёнчик Космос очень скучал. Хронически. Всегда.
Оно и понятно: как быть, когда все есть? Приходилось вот все искать какие-то способы себя занять. О развлечениях Космоса ходили слухи — один другого кошмарнее. Рассказывали, что Лёнчик весьма изобретателен в плане того, чтобы взбодриться тем или иным способом, но непременно с членовредительством.
Обычно в его игрищах задействовались чужаки, попавшие на Вокзальную по глупости. Редко — добровольцы, желающие заработать. Надо ли говорить, что караванщики бывали на Вокзальной лишь транзитом и в сопровождении не менее двух десятков хорошо вооружённых бойцов. Правда, частенько и это вовсе не являлось гарантом безопасности.
Пленникам и добровольцам Лёнчик устраивал различные испытания. Он стравливал их подобно римским гладиаторам. Пытал, уподобляясь средневековому инквизитору. А если совсем уж одолевала хандра — экстравагантным способом казнил. К примеру, заливал в бедолагу керосина но самые гланды и заставлял помочиться на горелку. В этом смысле фантазия у авторитета была богатейшая, в киевском метро аналогов не имеющая.
Когда Космос сообщил, что все, кроме Гильзы, попадут на ближайшие игрища, Сайгон огорчился за себя и возрадовался за амазонку — им-то всем наверняка помирать, а девчонка хоть подольше протянет. Если будет похитрей да помудрей, не станет сразу отталкивать мерзкого старикана, а придумает, как его охмурить… Бабы, они же все это умеют, у них же это в крови спокон веков, и радиация состав бабской крови не изменила… Сможет Гильза?
— Да пошел ты, козёл старый!
И плюнула еще в пахана. Вот такая, мол, я! Сама неприступность. Зина, блин, Портнова.
Интересно, что для неё придумает Лёнчик? На его месте Сайгон заставил бы девушку приготовить жаркое из собственной руки и накормить им пацюков с ложечки, салфеткой вытирая длинные мордочки. Но у Космоса на Гильзин счет, наверное, и свои собственные фантазии имеются.
К слову, меткость рыжей соперничала со снайперскими способностями Болта, обитавшего на Святошине. Плевок амазонки угодил вовсе не в ракету или на луну на щеках «старого козла», а в личико несчастной «ножки». Кряхтевшая под тяжестью стариковского тела блондинка в голос зарыдала. Лёнчик, на всякий случай увернувшийся, соскользнул со столешницы, та перевернулась, и порошок игрушечным снегопадом накрыл тигровую шкуру.
Ей-богу, лучше бы Гильза попала Лёнчику в морду.
Сам Зевс из книжки Куна метал громы и молнии значительно тише, чем буйствовал сухонький человечек с Вокзальной.
Мышку контузило. Че с восхищением внимал перлам Космоса. Фидель побледнел, а Лектор и Байда от переизбытка храбрости едва не грохнулись в обморок. Сам же Сайгон испытывал настойчивое желание опростаться. Держался только потому, что боялся, увлажнив штаны, испортить заодно и без того уже пострадавшую шкуру. Это было бы уже совсем неуместно.
Теперь понятно, почему Сайду некомфортно в присутствии Космоса: даже без молодой команды, только за счет своих языковых способностей, пахан умел внушить страх и трепет.
Воровская харизма не проняла только Че.
Зацепившись заинтересованным взглядом за рассыпавшуюся по полу карточную колоду, он невозмутимо врезался:
— Хорош воздух гонять — в ушах звенит. Давай реальную игру замутим. На что катаешь?
И извлек из-за пазухи свою собственную колоду — ничуть не менее засаленную, чем у Космоса. Карты запорхали в его пальцах, как птахи с Берестейской. Пахан загипнотизированно уставился на вытертые и побуревшие от жира и копоти картонные квадратики. Рыбак рыбака видит издалека, так?
— Короче, Лёнчик. Я хочу Гильзу.
— И остальных, включая меня самого, — подсказал Сайгон.
— И остальных. — Че важно кивнул святошинцу. — Вместе со мной.
— И фикус, — добавил Сайгон.
— И фикус, — послушно повторил Че и, лишь сообразив, что именно он ляпнул, покосился на фермера.
— Фикус? — Космос прищурился. — Фикус?!
— Да. Фикус. — Че понял, что нащупал болевую точку пахана.
— А что ты поставишь на кон? — заперхал Космос. — Ты же весь, с потрохами, мой!
С каждым словом из ноздрей его вылетали облачка белой пыли, словно он был по самый затылок наполнен ею.
Че вмиг прервал его веселье.
— Моя ставка — душа.
Лицо Космоса окаменело, резко обозначились морщины. Только теперь Сайгон понял, как много этому человеку лет. Значительно больше, чем всем прочим старикам, которых он знал. Может, все девяносто. Может, тысяча.
— Душа? — напевно произнёс Космос и облизнулся, попробовав слово на вкус. — Ду-у-у-ш-ша-а-а…
