Стоп. Дальше ни шагу. Теперь ползком. Тихонечко, медленно, не издавая ни звука. Дыхание размеренное, никакого сопения, кашля и чиха. Представь, что пыли здесь нет. Что влажную уборку здесь делают два раза в сутки. Любой твой звук может стать последним.
Сайгон полз вперёд, прислушиваясь к своим ощущениям.
Сейчас!
Он поднялся на одно колено и отпустил тетиву. Выхватил ещё стрелу из колчана и выстрелил вновь. И тут же залёг. Мгла впереди разразилась проклятьями.
Но зачем ползти и едва дышать, если Байда отлично видит в темноте? Всё это время фермер представлял собой мишень, в которую смог бы попасть и ребёнок. Так почему Байда не стрелял?!
Сайгон включил фонарь.
Байда сидел, привалившись к стене. По лицу его стекали капли пота, мешаясь со слезами. Обе руки казака были пробиты стрелами, по одной на конечность. И надо бы вытащить, но… пусть пока.
Не будет он Байду добивать. Не сможет. Зачем? Казак теперь безвреден… Да, Фидель приказал, но если можно без этого обойтись…
— Слушай… Ты это, звиняй. Я как бы ненарочно… — неловко брякнул Сайгон. Чего он перед ним оправдывается? У казака все равно помутнение, так?
— Брось, — тяжело вздохнул Байда. — Сделал, что должен был. Не знаю, что на меня нашло… Вы тут торчите из-за меня, а берсерки рядом… Это ты прости.
— Бог простит.
Сайгон не слышал, как подошёл Фидель.
Зато сопение Че, несущего Гильзу, было слышно издалека. А Мышка, значит, в одиночку тащит Лектора. Уже притащил и уложил на пол. Вот все и в сборе.
— Прости, Фидель. Впредь такого не повторится…
Команданте покачал головой:
— Нет, казак. Ты больше не с нами. Так получилось, никто не виноват. Просто я больше не смогу повернуться к тебе спиной. Кто знает, может, тебе захочется выстрелить мне в затылок?.. Че, займись им.
Растаман умело — быстро! — извлёк стрелы, не сломав их. Затем перевязал Байде раны. Стрелы Сайгон вытер и вернул в колчан. Его трясло. Казак не открыл огонь, потому что безумие оставило его, он понял, что натворил. Байда специально подставился под стрелы. И после этого Фидель говорит, что не сможет повернуться к нему спиной?..
— Всё верно, команданте, всё верно. Я бы и сам… не смог. Я понимаю.
Че положил перед казаком прозрачный пакетик с белым порошком:
— Если ты ещё с нами, прими это лекарство и задержи берсерков. Лекарство избавит тебя от боли. Ненадолго. Это всё, что я могу для тебя сделать, воин.
Че вновь взвалил на себя Гильзу и, обогнув Байду, зашагал вперёд. До основного туннеля метров десять пройти. Растаман прошёл и свернул налево, к Университету.
Вой берсерков слышался справа, отчётливо слышался.
Фидель двинул вслед за товарищем. Мышка с таким ужасом посмотрел на Лектора, что Сайгон тут же вызвался ему помочь.
Они уже свернули влево, когда Байда позвал святошинца. Мышка вместе с Лектором привалился к стене, ожидая возвращения напарника.
— Мне бы порошок принять. Не получается. Руки не слушаются.
— Да, конечно, сейчас, — засуетился Сайгон.
Он знал, что видит Байду в последний раз. А казак знал, что он весь этот дурной мир в последний раз видит. Будь он здоров, одному ему с берсерками не совладать нипочем. А с перебитыми руками… Смертник. И соглашается на смерть, чтобы искупить, чтобы дать спасателям шанс оторваться от погони.
— А ведь я родом из Питера. Честно. Накануне войны приехал в Киев к двоюродному брату. А потом закрутилось. Брат погиб, все погибли… Я тут чужой, никого не знаю, никому не нужен… Вот и прибился к казакам. Тогда всё иначе было, без фанатизма. Креститься умеешь, говоришь, что любишь Украину, — и всё, свой. А мне в Киеве всегда нравилось, красивый город, и Днепр ещё… Так чего ж не любить? Это потом нацики заправлять стали… Сечь реальной силой была, настоящим братством. Мы отбивали набеги ворья с Вокзальной, защищали всё метро. Если бы не Сечь… Эх!..
— Ну как бы да, — сказал Сайгон, чтобы не молчать.
Он высыпал порошок в воду и теперь ждал, когда можно будет раствор из кружки влить в рот раненого. Дождался.
— Я не националист. Я — казак! Я за волю, за Сечь, я… — Судорога прошла по телу Байды. Выпитое лекарство начало действовать. — Да что уж теперь…
Было ясно: для Байды важно, чтобы его поняли. И простили, что ли. Но Сайгон никак не мог придумать, что сказать в ответ. Его клинило на том, что берсерки с каждой секундой всё ближе.
— Удачи тебе, Байда.
Вот и всё его прощание с казаком.
Он метнулся к Мышке, вместе они потащили нигерийца дальше. Когда догнали команданте и Че, Мышка спросил:
— Эй, команданте, почему ты не забрал у Байды патроны? Мы пустые, а у него много, все не понадобятся.
— Спасатели не шакалят на трупах, — ответил Фидель.
* * *
Позади загрохотал автомат. Берсерки взвыли громче и открыли ответный огонь.
— Быстрее!!! Бегом!!!
Они бежали так быстро, насколько это возможно с двумя людьми без сознания на руках.
Позади некоторое время были слышны звуки перестрелки, а потом автомат Байды замолчал. Сайгон точно это определил. Если бы его спросили, как он отличил выстрелы казака от прочих залпов, он не смог бы ответить. Просто знал, и всё. Отстрелялся Байда.
Зато в грохоте пальбы появился новый тон — отрывисто бахали пистолеты.
— Что это?! — Не только Сайгон уловил эти странные звуки, Фидель тоже остановился, прислушиваясь.
Растаман споткнулся и рухнул вместе с Гильзой. Всё-таки не мальчик, за полтинник ему, здоровья с каждым годом больше не становится.
— Я думаю… — едва продышавшись, сказал он, — это те, кто интересовался нами на Вокзальной.
Сайгон вспомнил стрелку, прилетевшую из джунглей. Галдовники?!..
Наконец замолчали и пистолеты.
И тогда заговорил Фидель:
— Эти люди, галдовники… кажется, они расправились с берсерками. Нам не уйти от них, верно, Че? Бежать дальше бесполезно. Надо остановиться и принять бой. Как считаете, ребята?
Сайгон никак не считал. От жуткой усталости глаза его закрывались сами собой. Но при этом ему было весело, он улыбается. Вот только пошутить вслух не получилось, губы не слушались. Ну и пусть…
— А малыш-то совсем расклеился! Я уж думал, Сайгон, ты какой-то особенный, из титана или хотя бы из стали три, а ты обычный, мясной… Ну да после укусов гарпий немудрено слечь, ты ещё долго продержался. В слюне этих тварей содержится фермент, который в незначительных количествах вызывает слабость с весельем… — Голос Че звучал всё тише и тише. Кому он всё это рассказывает? Кому это интересно?.. — А вот избыток яда в крови — это уже серьёзно. Ещё не факт, что наша сладкая парочка оклемается. Я про Лектора и Гильзу. А нам теперь троих тащить…
