– У него алиби.
– Алиби обеспечила его мать! – возмутилась Рейчел. – Ясное дело, она солгала!
– И сожитель его матери подтвердил, – уточнил Родни. – Но, что важнее, сосед в пять часов вечера видел, как Коннор выносил мусор. И этот сосед – весьма надежный свидетель, адвокат и отец троих детей. Я помню дело Джейни во всех подробностях, миссис Кроули. Уверяю вас, если бы я решил, что у нас есть хоть что-нибудь…
– Лживые глаза! – перебила его Рейчел. – Вы сами сказали, что у Коннора Уитби лживые глаза. Что ж, вы были правы! Абсолютно правы!
– Но, видите ли, – возразил Родни, – это видео доказывает лишь то, что у них вышла небольшая размолвка.
– Небольшая размолвка! – повысила голос Рейчел. – Взгляните на лицо этого типа! Он убил ее! Я знаю, что он убил ее. Я знаю это всем сердцем, всем…
Она собиралась сказать «телом», но побоялась, что покажется полоумной. Тем не менее это было так. Ее тело подсказывало ей, чтó именно совершил Коннор. Оно все пылало, будто в лихорадке. Даже кончики пальцев казались горячими.
– Знаете, миссис Кроули, я посмотрю, можно ли что-то сделать, – предложил Родни. – Не стану ничего обещать насчет того, даст ли это результаты, но уверяю вас, данная запись попадет в нужные руки.
– Спасибо. О большем я не могла бы и просить.
Неправда. Она могла бы попросить о куда большем. Ей хотелось, чтобы полицейская машина с мигалкой и визжащей сиреной сию же секунду подкатила к дому Коннора Уитби. Ей хотелось, чтобы на Коннора надели наручники, а суровый дородный полицейский зачитал ему права. И ей вовсе не хотелось, чтобы этот полицейский бережно придержал голову Коннора, усаживая его на заднее сиденье полицейской машины. Пусть лучше по голове Коннора бьют снова и снова, пока она не превратится в кровавую кашу!
– Как поживает ваш маленький внучок? Растет?
Родни взял с каминной полки фотографию Джейкоба в рамочке, пока Рейчел извлекала из магнитофона кассету.
– Он уезжает в Нью-Йорк, – сообщила Рейчел, протянув сержанту пленку.
– Серьезно? – переспросил Родни, взяв кассету и аккуратно поставив фотографию на место. – Моя старшая внучка тоже улетела в Нью-Йорк. Ей уже восемнадцать. Малышка Эмили. Получила стипендию в одном из их лучших университетов. Его еще называют Большим яблоком, верно? Интересно, с чего бы это?
– Понятия не имею, Родни. – Рейчел натянуто улыбнулась ему и проводила до дверей. – Ни малейшего понятия.
6 апреля 1984 года
Утром последнего дня своей жизни Джейни Кроули села в автобусе рядом с Коннором Уитби.
Она как будто задыхалась без особой причины и попыталась успокоиться, делая медленные глубокие вдохи от диафрагмы. Не слишком-то они помогли.
«Успокойся», – велела она себе.
– Я должна тебе кое-что сказать, – сообщила она.
Он промолчал. Он всегда мало разговаривал, подумала Джейни. Она заметила, как он разглядывает собственные ладони, лежащие на коленях, и пригляделась к ним сама. У него очень крупные кисти, решила она с трепетом – страха, или предвкушения, или того и другого сразу. Ее собственные руки были ледяными. Они всегда оставались холодными. Она засунула их себе под свитер, чтобы согреть.
– Я приняла решение, – заявила Джейни.
Коннор внезапно повернул голову и взглянул на нее. Автобус покачнулся, сворачивая за угол, и их тела скользнули ближе друг к другу, так что глаза теперь разделяло лишь несколько дюймов.
Она дышала так часто, что даже задумалась, все ли с ней в порядке.
– Какое? – отозвался он.
Среда
Глава 20
Вполседьмого утра будильник жестоким рывком вернул Сесилию в реальность. Она спала на боку, лицом к Джону Полу, и их глаза открылись одновременно. Они лежали так близко друг к другу, что их носы едва не соприкасались.
Тонкие росчерки красных вен на белках голубых глаз Джона Пола, поры на носу, седая щетина на сильном, решительном, честном подбородке… Кто этот человек?
Прошлой ночью они вернулись в постель и вместе лежали в темноте, слепо уставившись в потолок, пока Джон Пол говорил. Как же ему хотелось выговориться. Не было никакой нужды что-то выпытывать. Она не задала ни единого вопроса: ему хотелось рассказать ей все. Его голос был тихим и напряженным, без интонаций, монотонным почти до нудности – вот только в том, что он ей рассказывал, не было ничего нудного. Чем дольше он говорил, тем более хриплым становился его голос. Это походило на кошмар – лежать в темноте и слушать его надсаженный, бесконечный шепот. Ей пришлось прикусить губу, чтобы не завопить: «Заткнись, заткнись, заткнись!»
Он был влюблен в Джейни Кроули – по уши, до одержимости. Так, как подростки представляют себе любовь. Однажды он встретил ее в «Макдоналдсе» в Хорнсби, где они оба заполняли заявления, надеясь устроиться на подработку. Джейни вспомнила его по временам совместной учебы, перед тем как он перевелся в престижную мужскую школу. Они были одногодками, но занимались в разных классах. Он, по большому счету, не помнил ее вовсе, хотя вроде бы узнал имя Кроули. Ни один из них так и не поступил в «Макдоналдс»: Джейни устроилась в химчистку, а Джон Пол нашел себе место в молочном баре, но у них завязалась эта поразительно насыщенная беседа бог весть о чем, и она оставила ему телефон, а он позвонил ей на следующий день.
Он считал ее своей девушкой и думал, что с ней лишится девственности. Все это следовало хранить в секрете, потому что отец Джейни был одним из двинутых папаш-католиков и запретил ей до восемнадцатилетия встречаться с мальчиками. Их отношения, какими бы они ни были, следовало тщательно скрывать, но это лишь прибавляло им увлекательности, делая чем-то вроде игры в тайных агентов. У них были правила: например, если он звонил ей домой и к телефону подходил кто-то, кроме Джейни, он вешал трубку. Они никогда не держались за руки на людях. Никто из их друзей не знал, Джейни на этом настаивала. Как-то они пошли в кино и держались за руки в темноте. Они целовались в поезде, когда оказались одни в пустом вагоне. Сидели в беседке в парке Уотл-Вэлли, курили и говорили о том, что хотели бы съездить в Европу до учебы в университете. И на этом, собственно говоря, все. Не считая того, что он думал о ней днем и ночью. Он писал ей стихи, которые стеснялся показывать.
«Мне он никогда не писал стихов», – некстати подумала Сесилия.
В тот вечер Джейни пригласила его встретиться в парке. Они частенько гуляли там и прежде. В парке всегда бывало пусто, а еще стояла беседка, где они могли сидеть и целоваться. Она сказала, что должна кое о чем ему сообщить. Он-то думал, она скажет, что сходила в центр планирования семьи и взяла там таблетки, как они и собирались. Но вместо этого она заявила, что сожалеет, но влюблена в другого. Джон Пол был ошеломлен. Растерян. Он даже не знал, что у него есть соперники! Он сказал: «Но я думал, ты моя девушка!» А она рассмеялась. По словам Джона Пола, она выглядела такой счастливой, так радовалась тому, что она не его девушка. Его это попросту сокрушило, и унизило, и переполнило невероятной яростью. Прежде всего им двигала уязвленная гордость. Он почувствовал себя дураком и за это захотел ее убить.
