— Вас только двое?
Акела молча кивнул. Молодой полицейский развязал их узелки, заглянул внутрь.
— Что за багаж? Только это? Вы, случаем, не сбежали из дому? Приедете в Токио, деваться будет некуда — мигом в беспризорники угодите, к каким-нибудь мерзавцам в лапы. А может, вы по вагонам промышляете? У вас небось ещё сообщники есть?
— Да ладно, оставь! У них ничего лишнего нет. Следующий! — бросил старший полицейский, отвернувшись от Акелы и Маугли, и пошёл на другую сторону состава.
Молодой полицейский прищёлкнул языком, ещё раз подозрительно глянул на Акелу и тоже прошёл дальше. С виду он был немногим старше Акелы. Лоб и щёки у него были нечистые, сплошь покрытые угрями и прыщами. Акеле хотелось плюнуть прямо в морду этой грязной обезьяне, но он сдержался ради Маугли и остался стоять с опущенной головой. Всё равно слова обезьяны ничего не значат — так, какие-то бессмысленные, мерзкие звуки.
— Ну, всё нормально. Теперь можешь пойти попить воды. Небось и умыться хочется?
Маугли поднял на Акелу покрасневшие глаза и помотал головой из стороны в сторону. Он всё ещё крепко держался обеими руками за рукав Акелы и не отпускал.
— Надо же, как ты перепугался! Ну, ничего не попишешь.
Откуда-то сзади снова послышался сердитый голос полицейского, за которым последовал женский плач. Когда же им разрешат вернуться в поезд? Да имеют ли эти обезьяны право так задерживать состав? Окинув взглядом перрон, Акела увидел громадную толпу измученных пассажиров, которые едва помещались на платформе. Всех пассажиров заставили выйти из поезда, так что трудно было даже представить себе реальное их число.
Минут через двадцать полицейские наконец оставили в покое тот ряд, в котором стоял Акела. Пассажирам разрешили идти обратно в поезд. Акела и Маугли сразу же бросились к крану с питьевой водой. Они умылись, прополоскали рот, напились и подошли к краю платформы. Незаметно забрезжил рассвет. На крыше станционного здания на противоположной платформе порхали с негромким чириканьем два воробья.
— Похоже, сегодня день будет ясный. Если только погода улучшится, к нам сразу силы вернутся, — сказал Акела.
Маугли молча кивнул. Его руки, так долго цеплявшиеся за рукав Акелы, совсем ослабели.
— Ты, конечно, испугался так не зря. У меня у самого сердце ох как колотилось! Ещё бы! С поезда ссадили, да ещё вся эта свора с пистолетами… За вагонных воришек нас приняли.
— Он ещё сказал, что, мол, убежали из дому… — прошептал Маугли.
По лицу у него текли слёзы, но в уголках рта уже мелькала улыбка. Успокоившись, Акела продолжал:
— Это, конечно, да — въедливый мент попался. Всё потому, что, как нас ни наряди, а происхождение токийское всё равно даёт о себе знать.
Маугли тихонько засмеялся.
— А всё-таки это свинство! Не понимаю, зачем они это делают! Ведь время всяких мешочников, рисовых спекулянтов давно прошло.
— Рисовых спекулянтов?
— Ты что, ничего про это не знаешь, Маугли? Ну, когда в городе в рисовых лавках было пусто, эти мешочники привозили из деревни рис и гнали его по сумасшедшим ценам. Ну, наживались на этом не слабо. Слушай, ты отвернись на минутку, я тут по-маленькому схожу. Ну и ты тоже давай. Очень даже просто.
Маугли, смутившись, отцепился от руки Акелы и отвернулся.
— Эх, совсем мышей не ловишь! — пробормотал Акела, расстёгивая пуговицы на ширинке, и пустил струю на рельсы.
На противоположной платформе он заметил плакат, на котором было написано «Никко». Цветная картинка на плакате изображала роскошный дворец в роще. Рядом на стенке вокзального зала был наклеен плакат со знаменитыми тремя обезьянками. Можно было прочитать и надписи: Национальный парк Никко, туристский объект международного значения; храм Тосёгу, озеро Тюдзэндзи…
— Хм, Никко? Надо поглядеть! Наверное, отсюда можно ехать на поезде прямо в Никко. И погода вроде хорошая. Давай, что ли, туда поедем. Никко — место вон какое известное. Видишь? Туристский объект международного значения. Раз уж мы отправились в путешествие, давай хоть немного достопримечательностей посмотрим.
— Ага! — радостно пискнул сзади Маугли.
1 августа 1946 г.
Девять десятых пассажиров признаны виновными в нарушениях — сердитый окрик из окна поезда на убогость нашей политики.
«Записки с “рисового поезда”».
Если задаться вопросом, что такое «чёртов поезд», то на ум сразу же придёт состав, в котором процветают воровство и прочие преступления, состав, направляющийся в Токио из рисовой житницы страны, из шести префектур северо-востока, то есть из района Тохоку, — поезд, до отказа набитый, как рисовый ларь — рисом и как свиная клеть для перевозки — людьми. По дороге этот поезд непременно где-нибудь останавливают, состав окружают полицейские в гетрах, вооружённые пистолетами, всем приказывают выметаться из вагонов, людей и вещи вытряхивают из вагонов. Затем в давке и суете, в обстановке смятения и неразберихи начинается конфискация сваленных кучами на платформе риса, пшеницы и картофеля. Говорят, дело иногда доходит и до револьверной пальбы. Однажды вечером, без восьми минут десять, поезд, направлявшийся из Акиты в Токио (конечный пункт — вокзал Уэно) подкатил к станции «Ямагата», где и стал объектом повышенного внимания полиции. Семьдесят три полицейских с пистолетами рьяно взялись за дело. Патрульные с нарукавными повязками продовольственного надзора вытащили огромные мешки и живо покидали в них буквально весь багаж, который везли с собой примерно две тысячи пассажиров поезда. В тот вечер безвозмездно конфискованных продуктов набралось четыреста шестьдесят восемь килограммов. После конфискации незаконно перевозимых продуктов заметно полегчавший поезд опоздал с отправкой минут на сорок. Когда поезд тронулся, из окон раздались проклятия, брань и возмущённые крики в адрес полицейских. Без лишних размышлений те же пострадавшие от этого бедствия (?) принялись на чём свет стоит честить правительство. В том же поезде ехал дежурный полицейский. Несмотря на это, в толчее и давке имело место семь случаев краж. У одной женщины украли два кулька риса весом в три с половиной кило, колобки на завтрак и детскую одежду.
Они поднялись по лестнице, прошли над путями по переходу и спустились на противоположной платформе, где вывеска указывала направление на Никко, а там первым делом посмотрели расписание. Первый поезд отправлялся в пять часов двадцать минут утра. Ждать было недолго — всего двадцать минут. На той платформе, с которой они только что ушли, пассажиры уже вернулись в вагоны и в ярком свете фонарей виднелись только полицейские. Конфискованные продукты остались лежать грудами перед каждым вагоном, словно туши мёртвых животных. Теперь ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы их окликнули и задержали. Они снова поднялись по лестнице и направились к турникетам на выходе. Акела пере компостировал билеты и взял два билета до Никко. Тем временем Маугли сходил в уборную и справил нужду. К счастью, понос как будто бы совсем прекратился. Они вышли наружу и осмотрелись, но было ещё темно, в небе брезжил лишь слабый отсвет зари. Все магазины были ещё закрыты. Всего два-три человека, собиравшиеся, как видно, сесть в тот же поезд, прошли через турникет. Затем на пустынной тёмной площади остановились два грузовика, прибывшие под охраной полиции — явно для того, чтобы забрать конфискованные продукты и полицейских из проднадзора.
