— Ты будешь пить лагер или биттер, сынок? — спросил мистер Манго, когда они вернулись домой.
— Меня вполне устроит лимонад, — улыбнулся Джимми.
Старик выглядел внушительно. Его глаза сияли, и он по-прежнему оставался высоким. Джимми Бой смотрел, как тот наливает лимонад из двухлитровой бутылки «Ол Уайт». Качественная хреновина. Никакого отношения не имеет к современному мусору известных фирм. Его старик держался прямо, он боролся со своей печалью, которую ощущал после потери сестры.
— Спасибо, папа.
Манго подошел к столу, на который накрывали его сестра и кузины, и взял колбасный рулет. Он раздумывал, как это будет выглядеть, когда придет время хоронить его собственных сестер. Что при этом он почувствует? Джеки станет старухой, и ее отвезут на карете в морг к мясникам, которые проткнут ее и разрежут на кусочки. Молодость уходит но капле, и ее место занимает — что бы это ни было, они впрыскивают это тебе в вены, когда ты умираешь. Они снимают верхушку черепа. Исследуют мозг маленькой девочки, она играла летом на улице, прыгала в прыгалки с Дебби. Он сейчас не может думать об этом.
— Твоя тетя была хорошая женщина, — сказал дядя Кен, стоя рядом с Манго.
— Да, была, Кен. Была.
— Какое несчастье, что твоя мать не смогла пойти с нами в церковь.
— Я знаю. Она расстроена. Это было для нее тяжелым ударом.
Кен поднес свою пивную кружку ко рту и сделал три больших глотка биттера «Чизвик». Это сравнительно дорогой напиток, но Джимми оказался более чем щедр. Парень определенно, преуспел в этой жизни и был не прочь поделиться своим богатством с окружающими. Дядя Кен улыбнулся Манго и похлопал племянника по плечу своей огромной ручищей.
— Ты хороший парень, Джимми. Подошла тетя Стелла.
— Я только что виделась с твоей мамой, Джимми, она уйдет через минуту. Я ей дала кое-что от головной боли. Она чувствует себя виноватой за то, что не появилась на похоронах, но я сказала ей, что не стоит переживать об этом. Это всего лишь церемония. Мы же семья.
Манго улыбнулся.
— Невозможно состязаться со своей семьей, — сказал Кен, обвив рукой Манго за шею. — Семейные ценности, Джимми. Следи за собой, и тогда не собьешься с пути истинного. Вот она, проблема страны. Слишком много эгоистичных ублюдков, которые думают только о себе.
Манго кивнул. Его дядя был прав. Он прикончил свой колбасный рулет и наклонился, чтобы взять пару сэндвичей с яйцом. Стелла положила голову Кену на плечо. Манго улыбнулся Кену и Стелле и сказал, что пойдет на улицу подышать свежим воздухом. Кен спросил, в порядке ли он, потому что Манго был очень тих, ты в порядке, сынок, вот только Кен приходился Джимми дядей, и он ему не сынок. С ним все хорошо. Просто грустно. Это вполне естественно. Манго вышел на улицу и сел, прислонившись спиной к стене, у двери, под наполовину отворенным окном. Кто-то включил компакт-диск. Ирен всегда говорила, что хочет, чтобы после ее похорон включили музыку. Что не хочет, чтобы люди грустили.
— Ирен любила Джона Ли Хукера. Надо поставить какие-нибудь его песни вместо этой дряни. Она по его музыке с ума сходила. Она всегда не выносила Элвиса, знаешь?
— Вот это странно. Я думал, что все любят Элвиса.
— Только не Ирен. Больше всего она любила Джона Ли Хукера. А еще Сонни Терри и Брауни МакГи. Мадди Уотерс и Блайнд Лемон Джефферсон. Она любила блюз.
— Ей что, вообще не нравился Элвис? А что насчет Джина Винсента и Джерри Ли Льюиса?
— Нет. Никто из них ей не нравился. Она говорила, что это все уничтожило английскую народную музыку. Она отправилась бы в ирландский паб, если бы ей приспичило послушать народную музыку, но она предпочитала блюз.
— И почему ты думаешь, что ей не нравился Элвис? Когда мы были маленькими, мы все любили Элвиса.
— Он был недостаточно черным.
— Элвис вообще не был черным. Он был белым парнем. Водитель грузовика, который любил свою мать и решил удивить ее, записав песню.
— Я знаю, что Элвис не был черным, я говорю про его голос. Он пел как черный, но его лицо было белым. Вот поэтому он никогда и не нравился Ирен.
— Но если он пел как черный, то почему она его не слушала?
— Потому что он был недостаточно черным. Он копировал оригинальные голоса, а Ирен это не нравилось. Она считала, что это неправильно, что никто не будет слушать черную музыку, если ее будет исполнять белый парень.
— Всем нравился Элвис.
— Ирен не нравился.
— Тогда всем, кроме Ирен.
— Еще он не нравился Питу. Он ненавидел Элвиса.
— Я этого не помню. Правда что ли?
— Все дети его возраста ненавидели Элвиса. Те, которые любили панк, ненавидели Элвиса, и Rolling Stones, и Beatles.
— Я понимаю насчет Rolling Stones и Beatles, но Элвис? Как они могли ненавидеть мертвого человека?
— Он тогда еще не был мертв, так ведь? В любом случае, он умер не сразу. Говорили, что он стал жирным и старым и что у него с деньгами так же плохо, как и с внешним видом.
— Вот ужас-то. Мне нравился Элвис. Фактически, он мне по-прежнему нравится. Я прослушал этот сборник «Двадцатка лучших», который купил вчера ночью на Рождество. Ты знаешь, я себе его никогда не представлял жирным или старым. Всегда вижу его этаким заводным парнем. Мальчишкой за рулем пикапа, которого интересуют только его собственные дела, едет и жует сэндвичи с джемом и арахисовым маслом.
— Не думаю, что им было дело, когда он умер?
— Кому было дело?
— Панкам.
— Но они умерли, не так ли?
— Думаю, что да, или, по крайней мере, вот эти, с головами в ирокезах, но я имею в виду, что панки, или, на худой конец, некоторые из них вряд ли бы заморочились насчет смерти Элвиса, если бы он умер в то время, но потом он все-таки умер, и я полагаю, они про него забыли. Теперь все, что ты видишь, так это фотографии Элвиса в молодые годы. Это как с Мэрилин Монро. Стоит только им умереть, тебе хочется вспоминать только их лучшие годы, не правда ли? Никто не собирается башлять бабло за фотографию Элвиса с огромным пивным брюхом и отвисшими боками. Ты можешь пойти в «Джордж», если это то, чего тебе хочется.
— А почему ты тогда думаешь, что Ирен так сильно нравился блюз? Мне всегда казалось, что это слишком медленная музыка.
— Может, это было у нее в крови. Я не знаю. На вкус и цвет, знаешь ли… Такова человеческая природа. Когда я об этом думаю, то мне кажется, что для нынешнего момента такая музыка была бы слишком печальной.
Манго слушал этот разговор. Он чувствовал запах сигаретного дыма и слышал известную мелодию, которую не мог опознать. Голоса затихли, и он поймал себя на том, что слушает песню. Когда песня закончилась, наступило временное затишье, а затем голоса людей заполнили повисшую паузу. Музыка заиграла снова, на этот раз тихо и почтительно. Грустная музыка, от которой все словно притихли. Ирей говорила своей семье, что когда она умрет, им следует устроить вечеринку и напиться. Именно это все и собирались сделать.
