Книга Человеческий панк, страница 60. Автор книги Джон Кинг

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Человеческий панк»

Cтраница 60

Никто не хочет, чтобы его забыли. Это самая страшная обида. Прошли годы, а я её помню, и не стоит думать, что все лица, которые я видел в жизни, где-то отложились, и только и ждут, как бы всплыть в памяти. Мне так приятно, что я её вспомнил, что я касаюсь её руки. Мы начинаем целоваться. Я заглядываю ей через плечо и вижу, что кот в углу задрал хвост. Она встаёт, я загораживаю собой кота, чтобы она не заметила, что он ссыт, не хочу портить момент.

Сара идёт в ванную за резинками, и вот мы у неё в спальне. Она засовывает их под пояс джинсов и говорит, мол, давай. Ненавижу эти штуки больше всего. Никогда их не использовал, пока, ближе к тридцатнику, не вернулся из Гонконга, а все вокруг говорили про сексуальные болезни, которые могут убить тебя. В старые добрые дни всё было как-то проще. Мы падаем на кровать, раздеваясь, тихий топот лап по ковру рядом с нами, звук моей рвущейся рубашки на заднем фоне.

Сара спит, свернувшись клубочком, а я долго не могу уснуть, смотрю на часы, уже около четырёх. Я не жалуюсь, мне вполне хорошо. Чем старше становишься, тем лучше себя чувствуешь, а я ещё не достиг пика, мне пока хватает денег в кармане и своеобразной свободы. Партия лейбористов обычно гнобит тех, кто работает сам на себя, она облагает их взносами по самое не балуйся, ей не нравятся те, кто хочет оставаться вне системы, вне бизнеса. Я привык верить в политику лейбористов, но в наши дни это уже не Партия Лейбористов, это толпа яппи, которые крутят задницами в Ислингтоне и Ноттинг-Хилле, в местах, в которых был свой шарм, когда мы были молодёжью, но сейчас они выжаты и опустошены подонками, что паразитируют на чужой культуре.

У меня всё пучком, я хорошо устроился, зарабатываю на жизнь скупкой-продажей подержанных записей и случайных билетов, ди-джействую, плюс продаю доморощенную ганджу знакомым. Ярмарки записей и заказ по почте вполне меня устраивают, пока «Сателлит Саундз», которым заправляем мы с Альфонсо и девчушкой по имени Чарли Пэ-риш, приносит три-четыре сотни в удачный месяц. Билеты и косяки — тоже неплохая прибавка к жалованию. Мне не надо платить ни за съемную квартиру, ни ипотеку, так что если выходит штука в месяц, это двести пятьдесят в неделю на счета, еду и общение, всё, по большей части, без налогов. Не понимаю, зачем может понадобиться больше денег. Дороже всего обходится жильё, а я купил заброшенную квартиру семь лет назад, сам её отремонтировал и быстро за всё расплатился.

«Сателлит Саундз» — большой прикол, я там толкнул кучу записей, из рук в руки и через флаеры, которые помогают людям включаться в бизнес заказов по почте. Дистри-бьюция — проблема, но если ты с ней справился, ты встаёшь у руля и получаешь прибыль, которую обычно снимают посредники. Это попытка контролировать собственную жизнь, решать, что и когда будешь делать, мы обычно играем в таких местах, где живут люди, куда модные ди-джеи приезжать не заморачиваются, типа Слау, Хейса, Уэст-Дрейтона, Брэкнелла, Уокинга, Чэмберли, Фелтхэма, Рединга и так далее. Иногда мы едем по М25, на север от Рикмэнсуорта и Уотфорда, к югу от Кройдона и Эпсома. Пэриш знает местную футбольную тусовку, они делают ноги, если дело пахнет керосином, но платят достаточно, чтобы мы ездили с ними, обычно мы проводим нанапряжные вечера, и, признаться честно, не слишком профессионально. Мы зарабатываем деньги на любимой музыке. Мы втянуты в водоворот людей, окунаемся в кипящий котёл мужчин и женщин, мальчиков и девочек, которые хотят послушать что-нибудь получше, чем лучшие диско-хиты местного паба, но не хотят пытать счастья и ехать в Уэст-Энд, тусоваться среди модных, студентов и туристов, слушать беспонтовую танцевальную музыку, то же диско, вид сбоку.

Кот прыгает на кровать. Я щёлкаю пальцами, и он подходит. Он осторожный, но когда я чешу его за ухом, ложится и начинает мурчать. Раньше мне кошки не нравились, до Гонконга. Я посмотрел на них другими глазами, когда надорвал спину, таская ящики в баре, где работал. Доктор сказал показаться остеопату, а вместо худой красавицы, втирающей масло мне в мускулы, разминающей суставы шеи и спины, голова покоится на крепкой груди, я заполучил парня, вылитый боксёр, причём не лучший, с разбитым лицом и отёкшими глазами. Это обошлось мне недёшево, но он знал своё дело, поставил меня прямо и сказал, будем разбираться со спиной. Спросил, попал ли я в аварию, обо что ударился, но единственное, что я мог вспомнить — драки в молодости, больше ничего. И как я расколотил свою первую машину. Он сказал мне попробовать тай цзи, что это поможет. Я принял совет, попробовал упрощённую форму, поднялся на уровень и заинтересовался боевыми искусствами. Нашёл кое-какие книги и сидел в своей комнате у Сэмми, в компании вентилятора и бутылки йодированной воды, читал про всё подряд — и выбрал каратэ. Сэмми свёл меня с парнем из Дворца Чунцина, и тот начал учить меня основам.

Джон Хо оказался психом, опийным наркоманом, любителем холодного «Хайнекена», и мы занимались два раза в неделю в зале на три этажа ниже «У Сэмми». Он разрешал мне приходить заниматься, когда я освобождался. Не брал с меня ни копейки, а я подметал у него полы. Потолок надо было бы покрасить, и стены облазили, но Хо вставал на карачки и натирал полы, пока они не начинали блестеть. Не знаю, была ли это его комната или он её снимал, но он любил эти деревянные доски. Он учил меня, что каратэ — пассивное искусство, совсем не то, что в фильмах с Брюсом Ли. Что надо обратить злость врага себе на пользу, сберечь силу и дать оппоненту устать, выждать момент. И в объяснениях Хо что-то было. Я начал думать, перестал помногу пить, много тренировался и поехал на несколько недель на Филиппины, а потом по северо-восточному азиатскому побережью, в кратковременные контрабандные поездки, в которых я увидел Сеул, Тайбей и Токио.

Он сказал мне присмотреться к кошке, когда я её увижу. Она спит почти весь день, но вот, раздался шёпот — и она вскочила, бодрая и готовая. Он говорил, что секрет — отказаться от мышления в рамках плохой-хороший, левый-правый, что если хочешь думать для себя, ты не можешь скрываться за другими людьми, тебе надо вырваться из набора правил. Он был прав, когда говорил, что люди слишком серьёзно к себе относятся. И всё это наложилось на панк, которому есть что сказать, но он вечно стебётся сам над собой, движется и ломает собственные правила, всегда на голову впереди, мутирует и остаётся невразумительным. Тот же стёбный юмор, что и в фильмах «Carry On» [31] , которые мы смотрели, и в нахальных открытках, которые мы слали из-за моря. Когда «Пистолеты» играли в Финсбери Парке пару лет назад, люди говорили, они идут против собственных идеалов, что снова собираются, но для «Пистолетов» это было то, что надо. Они хотели денег, а если люди готовы раскошелиться на двадцать пять фунтов, чтобы увидеть, как они зажигают, кто тут виноват?

Хо не мог весить больше шестидесяти килограмм, и ему было не меньше шестидесяти лет, но он был крепкий ублюдок. Как он выкуривал трубку и выпивал три бутылки «Хайнекена» для разогрева, а потом гонял меня от стены к стене, я так и не понял. Он был полукитаец, полубританец, его отец — госслужащий, который подцепил китайскую девчонку в клубе и сделал ей ребёнка. Хо было по фигу, по крайней мере, он так говорил. Наверно, глубоко внутри ему было совсем не всё равно, но он не понаслышке знал про самоконтроль, и он взял китайскую фамилию матери. Он не верил в сострадание, ни к себе, ни к другим. Его жена — круглолицая женщина, но милая, на тридцать лет моложе. Хо, если вычесть философию и каратэ, оставался мальчишкой, и не только с опиумом и «Хайнекеном». Они с женой жили в комнатах дальше по коридору, и он иногда приглашал меня послушать кассеты Боба Марли, записи, которые он достал на одном из рынков Чунцина. Хо говорил, ему нравится Марли, потому что его отец тоже был британцем. Я некоторое время занимался каратэ, но я не слишком дисциплинирован, опять запил, потом забил, вернулся в Китай, где услышал про Смайлза и решил вернуться в Англию.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация