– Хорошо учиться, всегда идти вперед! – неожиданно выдает таксист по-русски, протягивая сдачу и чек.
– Пусть цветут сто цветов! – отвечаю ему по-китайски.
Обменявшись цитатами из Великого Кормчего, оба довольно смеемся.
Я пытаюсь объяснить, что меня зовут по-китайски так же, как Председателя Мао, но шифу не верит. Документов с собой у меня нет, а без них ничего не докажешь.
Останавливаемся у магазина, где я беру еще одну бутылку белого, на этот раз – «Dinasty». Горлышко узкое, пробку протолкнуть не получается, и я несу бутылку на набережную, через подземный переход. Народу сейчас там немного, даже продавцов не видать. Прохожу мимо вангоговских репродукций, стараясь не задерживаться на них взглядом. Не вспоминать.
Выйдя из перехода, устраиваюсь возле памятника мэру и долго ковыряю пробку ключом. Рядом со мной останавливаются какие-то люди и с интересом наблюдают за моими действиями.
Выковыриваю, наконец, остатки пробки, делаю хороший глоток и предлагаю зевакам присоединиться. Те как-то шугаются, испуганно втягивают головы, будто черепахи. Отходят, озираясь.
Кто-то фотографирует меня на мобильник. Чтобы не завестись и не начать буянить, поднимаюсь по ступенькам к парапету набережной.
Ветра почти нет.
Набережная залита солнцем. Поток света вливается в мои глаза, режет их, слепит. Туристов совсем немного: шляться по солнцепеку – удовольствие сомнительное.
Я иду в сторону памятника героям. Справа от меня нестерпимо сверкает река, на другом берегу – сплошные небоскребы и телебашня.
С головой происходит что-то странное, она едва держится на ослабевшей шее, тяжелая, словно шар для кегельбана. Мне кажется, я потерял крышку черепа, и теперь мой мозг размякает под лучами солнца.
В глазах – желтые точки и запятые. Звуки доносятся неотчетливо, то тихие, то неожиданно гулкие.
Кажется, меня сейчас хватит солнечный удар.
Я отпиваю немного вина. Кислое и теплое, оно слегка освежает.
Дохожу до «черепашьей площадки».
– Суки… – бормочу я, разглядывая лениво плавающих в колодце черепах. – Какие вы суки…
Мне хочется бросить в них бутылкой, но жалко вина, и я просто допиваю его. Пустую тару, после некоторого колебания, все же аккуратно ставлю у ног.
Взгляд мой прыгает по строгим силуэтам зданий, пыльно-светлой листве деревьев, неспокойной блестящей воде. Устремляется вдаль…
За рекой – слегка размытые в солнечном свете контуры небоскребов, за ними – обширный и новый район города, высотно-зеркальный деловой Пудун. Где-то там, еще дальше, у самого моря, огромный аэропорт…
会面
Встреча
…В аэропорт я приехал на летящем по монорельсу поезде – маглеве. Все лучше, чем потеть в такси или трястись в автобусе. Когда попадается встречный поезд, слышишь лишь хлопок. И все – поезда разминулись, они уже далеко друг от друга.
Инка писала, их будут встречать. Лучше, если она отзвонится уже из гостиницы. Я ответил, что все равно приеду в аэропорт. Она может не подходить, если ей перед коллегами неудобно.
Не проблема. Увижу ее – и уже хорошо.
А там разберемся.
Самолет опаздывал на полчаса. Все это время я слонялся по прохладному зданию терминала: заглянул в бестолковые сувенирно-закусочные магазинчики, выпил пару маленьких бутылок пива в кафешке, обругал аэропортовские цены, зачем-то прокатился несколько раз на эскалаторе и изучил таблицу обменного курса.
Подошел к широкому окну с видом на стоящие в ряд самолеты. Под одним из них суетились фигурки людей. Желтая машинка с мигалкой тащила прицепы с грудой чемоданов и сумок.
Где-то там, высоко в небе, над облаками, в пронзительно-холодной лазури, летел самолет. А может, уже кружил над городом, разрезая крыльями преддождевую хмарь и ожидая разрешения на посадку. В его дельфиньем брюхе сидела женщина, которую я когда-то безумно любил. И, может быть, смотрела в иллюминатор – не видя ничего за облаками, но зная, что там, внизу, ее жду я. Жду с затаенной, напряженной и настороженной страстью, готовой с сумасшедшей силой взорваться и разнести на клочки всю мою жизнь.
Женщина летела ко мне.
Умом я понимал, что женщина летела совсем по другим делам, ко мне отношения не имевшим, но что мешало мне думать – не будь меня в этом чертовом питерском побратиме, она бы осталась дома… Прилетел бы кто-нибудь другой вместо нее, не она…
Внутри снова разливался сладкий холодок волнения, как в прежние, далекие и сумасшедшие времена первых свиданий. Вспоминались осторожные и нервные поначалу, а потом жадные, нетерпеливые прикосновения, череда безумных дней и ночей…
То, что происходило сейчас – тоже безумство, но скорее – идиотство чистой воды.
Легкой тенью пробежало сомнение, так ли я хочу этой встречи… Ведь прошлое ушло навсегда, и то, что будет сейчас, будет другим и по-другому.
Может, пока не поздно – взять и уехать, чтобы не жалеть потом?
Объявили посадку.
Протиснулся сквозь загомонившую толпу к ограждению.
Даже сквозь шум объявлений услышал, как колотит сердце.
Потянулись первые потоки прилетевших. Ошалелые от полета, опухшие от недосыпа лица. Мятая одежда. Чемоданы, сумки, тележки. Плебейские клетчатые «спекулянтки», пластиковые китайские подделки «под фирму», кожаные солидные «Samsonite», яркие рюкзаки, мелкосумчатая чепуха…
Близорукость не помешала: узнал ее сразу, издалека еще.
Помахал. Увидела, кивнула. Что-то сказала двум представительным мужикам в серых костюмах, что шли рядом с нею. Прибавила шагу.
Я показал, куда идти. Огибая встречавших, ринулся к выходу.
Не верил своим глазам: этого быть не может, но вот оно – Инка в Шанхае!
Подошла, глядя неотрывно. Замерла в шаге, сжимая ручку модного чемоданчика на колесиках.
Надо было что-то делать, хотя бы – говорить, но я был в ступоре.
Сделал непонятное суетливое движение руками, подался корпусом вперед, ткнулся губами в щеку.
Она оглянулась на мужиков, корректно стоявших к нам спиной.
– Ну, здравствуй… Это я.
Голос, от которого заныло, задрожало, завибрировало все внутри.
Легко – так осенняя паутина касается лица – дотронулась пересохшими губами до моей щеки.
– Здравствуй…
Неловко стояли друг перед другом.
В голове завертелась, как обычно, всякая глупость, от дурацкого «как долетела» до жалкой попытки пошутить – «у нас прямо, как у Высоцкого…»
К ее спутникам подошли важного вида китайцы, тоже в костюмах.
– Ну, скажи мне что-нибудь…
