Наконец ранней осенью, он дошел до Фландрии. Ошеломленно глядел он на этот лунный пейзаж. Это был мир снарядных воронок, красного песка и пепла, на котором ничто не росло. Небо было затянуто гигантскими облаками пыли. Солнца видно не было, не говоря уже о звездах — здесь, на этом участке фронта, ежесуточно взрывалось не меньше миллиона снарядов.
Где-то между Биксшуте и Пашендале он нашел пощаженный артиллерийским огнем дом. Он совершенно оглох от непрерывных взрывов, он ничего не слышал, кроме постоянного шелестящего шума в ушах. Но запах был совершенно явным, он никогда не достигал такой силы с тех пор, как он стал свидетелем казни своего брата в Лотарингии.
Зажмурившись, он спустился в погреб. Запах теперь был везде, вокруг него и в нем самом, такой сильный, что у него закружилась голова. Он открыл глаза. Перед ним, ярко освещенный лучами его ненависти, сидел кот — тот самый пестрый ротный кот из-под Лонгви. Кот сидел неподвижно, уставясь на него, и в огромных очах его он прочитал пронзительную, неизбывную скорбь, скорбь, величины и силы которой хватило бы на все человечество. Душу Николая Дмитриевича заполнила тьма. Он хотел подойти к коту, но тот, мяукнув, сорвался с места и исчез. В ту же секунду исчез и запах.
Вдруг он почувствовал, что смертельно устал. Темнота закутала его невесомым своим одеялом, а перед внутренним взором все стоял этот странный кот с бессильно протянутой, словно в молитве, лапкой. Но что это была за молитва, Николай Дмитриевич понять не умел…
Когда он проснулся, его поразила странная тишина. Он поднялся по лестнице из погреба. Над ним голубело яркое небо, облака пыли рассеялись. Вокруг заграждений из колючей проволоки пробивалась зеленая трава, ветер носил обрывки бумаги, откуда-то донеслось мычание коровы. И он понял, что война кончилась.
II
Трактат для бессмертных
1) Старайся оставаться на одном месте. Найди пустынный лес или сырую пещеру, мрачный погреб или одинокую келью. Один дожидайся конца времен.
2) Любовь — твой первый враг.
3) Дружба — второй твой враг.
4) Избегай смертных, ибо они предадут тебя. Души их заражены безверием. В прах обратятся они, в прах, землю и пепел, и слезы твои увлажнят их могилы.
5) Мертвая материя сродни тебе. Сотвори себе кумира из камня. К нему обратишься ты, когда одиночество превозможет силы твои.
6) Память — твой третий враг, поэтому ищи забвения. Уничтожь ясность мысли, разрушь воспоминания, опустоши сознание, и пусть прошлое твое обратится в безжизненную пустыню. Погаси светильник разума.
7) Не говори. Из слова рождается сознание.
8) Не слушай. Слово — поводырь смертных. Живи, как слепой и глухой.
9) И пусть тело твое станет оболочкой пустоты.
10) И боя часов не слушай. Твое время — вне времени, жизнь твоя — фата-моргана, ибо нет для тебя жизни до смерти.
Навечно да будет так.
Чарльстон для бессмертных
Нет, не всю жизнь Иозефа-Николая Рубашова охватывают документы, хранящиеся в его личном деле. Есть и белые пятна. Вот, к примеру, между 1918 и 1920 годами мы совершенно теряем его из вида. У нас нет никаких сведений, чем он занимался в этот период. Может быть, отдыхал? Может быть, на время прервал свои поиски? Мы снова встречаем его имя лишь осенью 1920 года, в заметках графа фон Брауна о пребывании Рубашова в Новом Храме Вечности, но мы к этим заметкам еще вернемся.
Еще один документ, не такой исчерпывающий, но от этого не менее интересный, относится к 1922 году, тому самому году, когда Муссолини возглавил свой великий поход на Рим. Этот документ касается игорных предприятий в Монте-Карло.
Полковник Щеглов, русский эмигрант, на допросе по делу о мошенничестве в казино рассказал о некоем «Нико Рашбулове». Этот самый Нико Рашбулов якобы выудил у членов русской и польской колоний значительную сумму денег при помощи «странной бумаги, которую невозможно уничтожить». Из протокола ясно, что полковник находится в отчаянном положении. Он очень беден, «явился на допрос без обуви».
Сходные сведения поступают почти в то же самое время из Австрии, где в распространенном среди венской полиции промеморио описывается некий «белорус или, возможно, украинец, в короткое время вызвавший полное замешательство в игроцких кругах в „Мейдлинг Бангорден”». Снова упоминается загадочный неуничтожимый документ, как и слухи, что где-то тайно играют в русскую рулетку. И у нас, разумеется, есть все основания, чтобы заподозрить: речь идет о Николае Рубашове.
В Берлине, в начале двадцатых годов, на только что отстроенной кинофабрике УФА снимались первые альпийские фильмы. Это были предвестники появившихся впоследствии мелодрам, еще без звука. Любовные страсти разыгрывались на фоне ослепительных альпийских красот — потом этот жанр был доведен до совершенства такими режиссерами, как Лени Рифеншталь. И в нашем распоряжении имеется любопытный документ — приложение к смете фильма «Вершины любви» под названием «спецзатраты на каскадеров». Тут упоминается некий статист, русский эмигрант, который на съемках фильма якобы совершил падение с двадцатиметровой кулисы, изображающей недоступный южный склон перевала Сен-Готард. Этот русский, стоявший, как и другие безработные, часами в очереди у ворот кинофабрики в надежде получить случайный заработок, «не получил при падении ни царапины, был вознагражден чеком на приличную сумму и, слегка прихрамывая, исчез. Но уже на следующий день он снова появился на студии. Ему предложили исполнить тот же трюк. И еще раз он „совершил падение" с двадцати метров, не причинив себе никакого вреда, разве что заработав легкую головную боль, и снова получил достойное вознаграждение. Лишь на третий раз зародилось подозрение, что тут „не обходится без мошенничества". Вызвали полицию, допросили свидетелей. Загадочный статист „вел себя как типичный русский — был молчалив и мрачен"».
А вот сведения из Лондона, мы можем датировать их февралем следующего года. В это время все рекламные тумбы города были увешаны афишами театра «Аполлон». На ярко-красном плакате, увенчанном изображением миловидной и весьма легкомысленно одетой балерины, обнимающей циркового медведя, можно, помимо списка обычных для любого варьете номеров, прочитать о некоем киргизском артисте Йосафаре, чей номер описывается, как мировая сенсация, вполне на уровне головокружительных номеров Гудини. Любопытно совпадение — легендарный артист как раз в это время тоже находится на гастролях в Европе.
О событиях того февраля пишет Эдгар Э. Хёффлер, самый первый биограф Гудини, к тому же внук небезызвестного Джека Хёффлера, в чьем цирке состоялся дебют великого артиста сорок лет назад:
В конце месяца Гудини со своей супругой Бесс прибыл на вокзал Виктория, чтобы обсудить со своим импресарио, господином Муром, детали планируемого британского издания его воспоминаний. Импресарио встретил его на перроне и первым делом рассказал о фантастическом, сенсационном номере некоего киргиза, выступающего в этот вечер на сцене варьете в прилегающем к гавани квартале. Гудини заинтересовался его рассказом, и они прямо с вокзала, чтобы успеть к вечернему представлению, поехали в варьете…
