— Хорошо. Я тоже узнал много нового об О’Коннеле. Ничего утешительного, но… — Он запнулся, так как именно в этот момент у него в голове забрезжила идея. — Не уверен, можно ли этим воспользоваться… Слушай, я сейчас же выезжаю, и все обсудим. Как Эшли?
— Ушла в себя, держится чуть ли не отчужденно. Наверное, какой-нибудь новомодный психолог сказал бы, что у нее начинается депрессия по высшему разряду. Этот парень пристал к ней как какая-нибудь тяжелая болезнь вроде рака.
— Не надо так говорить.
— Ты считаешь, нужно бодриться и сохранять жизнерадостную мину вопреки фактам?
Скотт помолчал. Салли бывала нестерпимо прямолинейной и жесткой. И в данной ситуации, когда речь шла об их дочери, это испугало его. Он подумал, что, может быть, права Салли с ее откровенным «мы в большой опасности, и положение ухудшается», а не он с его оптимистичным «мы справимся». Ему стало так страшно, что хотелось закричать. Но он только сжал зубы и произнес:
— Я сейчас приеду. Скажи Эшли… — Он запнулся, слыша в трубке тяжелое дыхание Салли.
— Сказать ей что? Что все будет в порядке? — горько спросила она. — И еще, Скотт, — добавила она после некоторого колебания, — постарайся привезти какую-нибудь конструктивную идею. Или хотя бы пиццу…
* * *
— Они все еще не решаются, — сказала она.
— Понимаю, — ответил я, хотя не был уверен, что понимаю их. — Но мне все-таки необходимо поговорить хотя бы с одним из них. Иначе мой рассказ будет неполным.
— Один из них, — медленно проговорила она, тщательно подбирая слова, — на самом деле согласен и даже хочет рассказать вам об этом. Но я не уверена, что вы вполне готовы к этому разговору.
— Что за ерунда? Раз один из них хочет говорить, то что мешает? Другие не хотят этого из соображений безопасности? Или это вы за них боитесь?
— Они не уверены, что вы до конца понимаете их положение.
— Чушь какая-то! Я уже давно занимаюсь этой историей, беседовал с массой разных людей. Они попали в очень трудное положение, и понятно, что хотели во что бы то ни стало выбраться из него.
— Значит, вы считаете, что цель оправдывает средства?
— Разве я так сказал?
— Да.
— Я только имел в виду…
Она остановила меня, подняв руку, и молча глядела сквозь ветви деревьев на улицу. Затем, глубоко вздохнув, сказала:
— Они были на перепутье. Надо было сделать выбор. Как это часто бывает со всеми людьми, этот выбор имел решающее значение для их дальнейшей жизни. Вот это вы должны хорошо понимать.
— Но разве у них был выбор?
— Хороший вопрос, — невесело усмехнулась она. — Я была бы очень благодарна вам, если бы вы ответили на него за меня.
38
Мера зла
Скотт подходил к дому своей бывшей жены, раздираемый противоречивыми чувствами и сомнениями. Он уже поднял руку, чтобы позвонить, передумал, обернулся и стал всматриваться в темноту. Он подобрался совсем близко к О’Коннелу, но тот прятался от него. И не исключено, что пристально наблюдал за Скоттом. Он не знал, как опередить О’Коннела, взять над ним верх. Вряд ли это было возможно. Даже сейчас, по всей вероятности, О’Коннел следил за ним из какого-нибудь темного угла. Эта мысль привела Скотта в такую ярость, хоть кричи. У него появилось ощущение, что сегодняшние розыски, которые для него самого оказались непредвиденными, были на самом деле предсказуемы, ожидаемы, предусмотрены. Он не мог избавиться от дикой, невероятной мысли, что О’Коннелу каким-то образом известно все, что Скотт делал в этот день.
Он вдруг почувствовал, что вспотел, и сдавленно застонал. Неожиданно для себя самого он отступил от двери, словно желая схватиться с тем, кто исподволь за ним наблюдал.
В это время дверь дома открылась. На пороге стояла Салли.
Проследив за взглядом Скотта, она догадалась, что он высматривает.
— Ты думаешь, он там? — Тон ее был ровным и холодным.
— Да. И нет.
— Выбери что-нибудь одно.
— Я не знаю, может, он прячется где-нибудь в тени, следя за каждым нашим шагом. А может, и нет. Но разница небольшая. И в том и в другом случае мы пострадавшие.
Салли положила руку ему на плечо. Этот жест показался ей самой удивительно нежным и странным — она вдруг осознала, что уже много лет не прикасалась к человеку, с которым когда-то делила постель.
— Пошли, — сказала она. — В доме все такие же пострадавшие, но там хотя бы тепло.
Хоуп пила пиво, то и дело прижимая холодную бутылку ко лбу, словно у нее был жар. Салли отправила Эшли и Кэтрин на кухню готовить ужин, хотя всем было ясно, что это лишь предлог и их хотят удалить из комнаты, где будет обсуждаться план действий. Скотт все еще испытывал некоторое напряжение, как будто принес с собой то чувство, которое охватило его в темноте около дома. Салли была настроена решительно. Она обратилась к Скотту, указывая на Хоуп:
— Она не сказала почти ни слова с тех пор, как вернулась. Но, по-моему, она что-то раскопала.
Прежде чем Скотт успел ответить, Хоуп со стуком поставила бутылку на стол.
— Похоже, все хуже, чем нам представлялось, — заявила она.
— Хуже? Что может быть еще хуже, черт побери? — спросила Салли.
У Хоуп перед глазами возник жуткий оскал замерзшего кота.
— Он больной, ненормальный. Он мучает и убивает животных.
— Откуда ты это знаешь?
— Я видела.
— Господи Исусе! — вырвалось у Скотта.
— Значит, он садист? — спросила Салли.
— Возможно, отчасти. По крайней мере, похоже на то. Но это не все, что я выяснила. — Голос Хоуп был твердым и жестким, как гранит. — У него есть пистолет.
— Вы его тоже видели? — спросил Скотт.
— Да. Я пробралась в его квартиру, пока его не было.
— Как вам это удалось?
— Какая разница? Главное, что я была там. Подружилась с его соседкой, а у нее случайно был ключ от его квартиры. И то, что я увидела внутри, убедило меня, что ничего хорошего нам ждать не приходится. Все будет только хуже. Он действительно патологический тип. Насколько патологический? Я не знаю. Способен ли он убить Эшли? Я не увидела там ничего, что говорило бы о том, что он не станет этого делать. Все файлы в его компьютере посвящены Эшли. Один называется «Любовь к Эшли», другой — «Ненависть к Эшли». В нем, очевидно, содержится то, что нам надо бы узнать в первую очередь. Есть там файл и про всех нас. Но раскрыть эти файлы я не смогла. Его одержимость Эшли, вероятно, далеко не исчерпывает всего, с чем мы имеем дело. Он ненормален, одержим и непреклонен. Вот и скажите мне: во что все это выливается? Можем ли мы избавиться от этого? Возможно ли это вообще?
