— О’кей, — согласился Скотт, чувствуя, что их разделяет опасная трясина эмоций и лучше обходить ее стороной.
— У меня есть план.
— Хорошо, — отозвался Скотт, хотя не вполне был уверен, что это так.
— Не знаю, насколько он удачен и осуществим. И главное, сможем ли мы все это сделать.
— И в чем он заключается?
— Не стоит говорить об этом по телефону. По крайней мере, по этому.
— Да, конечно. Ты абсолютно права. — Опять же он не был уверен в том, что говорит вполне искренне. — Я сейчас выезжаю.
Повесив трубку, Скотт подумал, что в реальной жизни есть что-то отвратительное. В его одиноком существовании бок о бок с призраками государственных деятелей, воинов и политиков все было предсказуемо. Но этому, похоже, пришел конец.
Хоуп вернулась домой незадолго до приезда Скотта. Она ходила на прогулку, во время которой безуспешно пыталась разобраться в том, что происходит. Салли в гостиной сосредоточенно обдумывала что-то, держа карандаш во рту. На столе перед ней лежали листы бумаги. При появлении Хоуп она подняла голову:
— Я составила план. Не уверена, что он удачный, но сейчас приедет Скотт, и мы все обговорим.
— А где мама и Эшли?
— Наверху. Дуются, что мы опять не пригласили их.
— Маме хочется обязательно во всем участвовать, что довольно странно для женщины, которая провела большую часть жизни в лесной глуши. Но такая уж у нее натура. — Хоуп внезапно замолчала, и Салли подняла голову:
— Ты что?
— Я не уверена, — покачала головой Хоуп, — но хочу поделиться с тобой. Она делает все, что бы мы ни попросили. Но это совсем на нее не похоже. Нисколечко. Она всегда была одиноким волком, которому плевать, что думают другие. И эта ее уступчивость… Не знаю, можно ли полагаться на то, что она сделает все точно так, как мы наметим. От нее всего можно ожидать. Отцу это очень в ней нравилось, да и мне тоже. Правда, в юности это иногда создавало определенные сложности — если ты понимаешь, о чем я.
— А ты разве не такая же? — улыбнулась Салли.
Хоуп пожала плечами и рассмеялась:
— Наверное, да.
— Тебе не приходило в голову, что меня эти качества в тебе тоже привлекали?
— Никогда не считала упрямство и непредсказуемость своими лучшими качествами.
— Во всяком случае, ты хорошо себя знаешь, — ухмыльнулась Салли и вернулась к своим бумагам.
Они помолчали. Хоуп подумала о том, что уже много недель Салли не говорила с ней так сердечно.
В дверь постучали.
— Это, наверное, Скотт, — сказала Салли, собирая бумаги.
Хоуп вышла встретить гостя. Оставшись на минуту одна, Салли запрокинула голову и глубоко вздохнула. Приступив к такому делу, сжигаешь за собой все мосты.
У Кэтрин внутри все кипело. Время от времени она поглядывала на Эшли. Та, прочитав страницу в третий раз, швырнула книгу на пол:
— Я этого больше, кажется, не вынесу! Со мной обращаются как с шестилетним ребенком. Отсылают в мою комнату и велят играть в игрушки, пока родители решают мое будущее. Но, черт побери, я уже не ребенок и могу сама постоять за себя!
— Я согласна, дорогая, — сказала Кэтрин.
— Знаешь, мне, наверное, надо взять эту пушку и решить проблему раз и навсегда.
— Я думаю, дорогая, что твои родители как раз хотят избежать этого. А я раздобыла для тебя этот револьвер не для того, чтобы ты бегала и палила из него только потому, что у тебя нервы разыгрались. Я раздобыла его для того, чтобы ты могла защитить себя, если О’Коннел нападет на тебя.
— А он уже почти напал.
— Почти напал?
— Да. Возможно, он и сейчас ждет около нашего дома.
— Ждет?
— Да, удобного момента. Он же ненормальный. Он свихнулся на своей любви, на своей одержимости, не знаю на чем. У него в жизни существует только одна важная вещь — я.
Кэтрин кивнула и резко подалась вперед:
— Ты сможешь сделать это?
Эшли посмотрела широко открытыми глазами сначала на Кэтрин, затем на сумку с револьвером.
— Ты сможешь? — повторила Кэтрин.
— Да, — ответила Эшли жестко. — Смогу. Я знаю, что смогу.
— А вот я не смогла. А должна была. Он стоял передо мной, а у меня в руках был дробовик. Но я не сделала этого. Будешь ли ты сильнее, чем я, решительнее, храбрее?
— Я не знаю… Да, думаю, да.
— Мне надо знать точно.
— Как можно знать точно, пока не наступит решительный момент? Я достаточно зла на него, чтобы сделать это. Может быть, достаточно напугана. Но смогу ли я нажать на курок? Думаю, что смогу.
— Мне тоже кажется, что сможешь, — сказала Кэтрин. — Ну, по крайней мере, есть шансы, что сможешь. На улице стемнело. Ты уверена, что он там?
— Да.
— Ты можешь покончить со всем этим, если возьмешь с собой револьвер и выйдешь со мной на прогулку где-нибудь около полуночи. Когда он попытается остановить нас, сразу стреляй. Возможно, он скажет, что хочет просто поговорить с тобой, — они всегда так говорят. Но нельзя начинать разговор, надо сразу стрелять, не мешкая ни секунды, надо убить его на месте. Приедет полиция и, возможно, арестует тебя. Но твоя мать наймет тебе лучшего адвоката. Надо довериться суду. Непохоже, чтобы люди в этой округе были расположены давать поблажки мужчинам — особенно тем, которые преследуют молодых женщин. Или колебались бы, когда надо действовать решительно.
— Так ты думаешь…
— Я думаю, ты можешь сделать это, если ты готова к тому, что придется за это заплатить.
— К тюрьме?
— Возможно. А также к дурной славе. К тому, что станешь примером для людей с совсем другими мотивами, о чем тебя предупреждали родители. Но, возможно, это стоит того.
Эшли запрокинула голову:
— Так, как сейчас, я долго не выдержу. То меня трясет от страха, то от гнева, то я чувствую себя в безопасности, то опять пугаюсь.
— Почему мы не можем прибегнуть к насилию прежде, чем это сделают они? — сердито вопросила Кэтрин. — Почему такая несправедливость? Почему мы должны ждать, пока станем жертвами?
— Я не буду ждать.
— Молодец! Я верила в тебя. Итак, давай подумаем, что мы с тобой можем сделать.
Эшли согласно кивнула.
Скотт разглядывал вещи, разложенные в гостиной:
— Я смотрю, ты отоварилась.
— А то! — отозвалась Салли.
— Ты это для нас приготовила? — Он взял коробку салфеток, пропитанных аммиачным раствором.
