— Ничего, если я до тебя дотронусь?
Джесс усмехнулся.
— Мне так этого не хватало.
Она протянула руку в наэлектризованный воздух и смотрела, как ее рука приближается к локонам, уверенная, что она пройдет насквозь. Но этого не произошло. Волосы Джесса оказались в руке. Мэгги теребила его локоны. От такого огромного подарка она закрыла глаза, переполненная счастьем. Она не станет оскорблять Бога и просить большего. Одного этого прикосновения достаточно.
Через мгновение он ответил:
— А ты меня не обнимешь?
Смеясь, Мэгги нагнулась и обхватила его руками. Они прильнули друг к другу в темноте комнаты Терезиты, гладили друг друга по лицу и волосам.
— О, как я по тебе скучала, мой дорогой малыш. Твоя смерть лишила мою жизнь света. Я так долго жила во тьме… Даже думала, что ненадолго попала в ад. Но ты здесь. Я чувствую тебя в своих объятиях. Ощущаю твой запах. Могу обнять тебя. Ты обязательно должен снова покинуть меня, Джесс? Должен уйти?
— Думаю, да, в твоем смысле.
— Когда ты уйдешь?
— Точно не знаю, мама, но, думаю, смогу помочь тебе, пока я здесь.
Джесс сказал, что он родился только для того, чтобы помочь ей, сделать ее счастливой, и Феликса тоже, а не чтобы спасти мир. Услышав это, Мэгги почувствовала себя очень виноватой. Кто она такая?
Мэгги с любовью всматривалась в его лицо.
— Ты мне уже помог. Даже не знаешь, как сильно.
Он улыбнулся, отошел в сторону и замахал руками, изображая мельницу, как делал раньше, двигаясь по комнате так беззаботно, словно ни время, ни смерть, не были реальны.
— Что-то подсказывает мне, что ты бы хотела увидеть Питера, — сказал он.
— Ты знаешь о нем?
— О да. Мы с ним большие друзья.
— Конечно, я бы хотела увидеть Питера.
Джесс рассмеялся, и мгновенно стены дома Терезиты исчезли. Они с Джессом стояли рядом с белой колыбелькой в оборочках и смотрели на спящего Питера.
— Видишь? Он в безопасности, — сказал Джесс.
— Да, но где он? — закричала Мэгги. — Мне нужно, чтобы он вернулся! — Она потянулась к младенцу, но ее руки остались пустыми. Они снова были у Терезиты.
— Спасибо, Джесс. Я не буду неблагодарной. Спасибо тебе за это. Полагаю, у Сына Божьего на земле есть более важные заботы, чем наши с Питером беды.
— Нет. Я могу показать тебе еще одно, — сказал Джесс.
Мэгги заметила, что от него исходит сияние, как от Девы Марии Гваделупской на горе Хуана Диего. Снова стены Терезиты исчезли. Мэгги услышала, как часы пробили девять раз, и поняла по солнцу, что сейчас 9 часов утра. В следующее мгновение они очутились в Центральном парке.
— Джесс, ты знаешь, что родился здесь?
— Да, знаю.
Мэгги показала рукой.
— Недалеко отсюда, говоря точнее. Прямо по этой дорожке, через мост и вниз рядом с водопадом.
— Думаю, это было дальше к северу, мама. Мы только на 65-й улице.
— Вот как? Ну, мы прятались от очень плохих людей, когда ты родился.
— Да, я недавно говорил с одним из них. Смотри, — сказал Джесс.
Мэгги увидела мужчину и женщину, гуляющих с младенцем в коляске. Женщина, сидящая на скамейке в парке, пристально смотрела на них. Затем мужчина отошел за газетой, и женщина встала со скамейки. Четверо мужчин быстро подошли к коляске с разных сторон, и младенец исчез.
— Ti vоglio bene, мама, — сказал Джесс.
— Ты уходишь? Не уходи, Джесс.
В наэлектризованном воздухе появились ангелы, они улыбались ей. Она узнала их по их ласковым лицам.
Джесс скользнул к большому бронзовому бюсту какого-то человека в парке, ангелы следовали за ним.
— Каждый день я вхожу в твои мысли и говорю тебе, что люблю тебя, мама. Каждый раз, когда ты плачешь, держу тебя за руку. Я всегда с тобой. Помни, помни, — произнес Джесс…
В комнате Терезиты Мэгги открыла глаза. На кровати лежал только что срезанный цветок.
— Этот цветок — моя любовь, — услышала она.
Мэгги протерла глаза, уверенная, что видела сон, но не помнила, что именно ей приснилось. Она села и удивилась, зачем среди ночи Терезита принесла ей свежую красную розу.
Глава 20
На следующее утро Луис шагал взад и вперед по своей террасе, теребил мексиканский кинжал в изукрашенных ножнах и гадал, не сорвется ли его план. Сэм Даффи захотел сделать тест на ДНК. Луис подумал обо всем, кроме этого.
Когда Луис был дворецким Теомунда Брауна, его могли уволить за то, что он не просчитал возможность, которая может изменить всю игру. Он никогда не опасался потерять свое место, так как никогда не упускал чего-то важного. Луис был перфекционистом, помешанным на деталях, на него можно было положиться. Браун за это и нанял его. Как мог он теперь, в гораздо более важном деле, не подумать об очевидном, ведь он долгие годы оценивал все возможные факторы?
Корал действует в собственных интересах, без угрызений совести используя свою красоту. Франсиско готов рискнуть всем ради своей великой страсти, если он ее нашел. Сэм склонен избегать неприятностей, но он умен. Только лучший в своем деле может его перехитрить. В деле похищения людей Франсиско самый лучший.
Луис не учел того, что Даффи — дамский угодник, льстивый ирландец, — превращался в рыцаря Круглого стола, если опасность грозила женщине, которую он любит. Мэгги была просто подругой Сэма, когда Феликс Росси начал проект по клонированию. А пока Даффи ее охранял, он влюбился. А сегодня ночью понял, что мир стал угрозой для его жены, его жена стала угрозой для его сына, и теперь он собирается все исправить при помощи теста на ДНК.
Луису необходимо этому помешать. Вместо того чтобы следовать друг за другом, подобно движениям умело поставленного танца, элементы похищения столкнулись друг с другом. После интервью Мэгги кардинал Салати немедленно сел в самолет, чтобы пересечь Атлантику и прибыть сюда. Франсиско будет здесь с минуты на минуту. По плану Луиса, они не должны встречаться.
Тем временем Корал, которой полагалось встретить Салати, пытается задержать Сэма и оттянуть проведение теста на ДНК. Луис не предполагал, что она будет рядом с Даффи, когда произойдет похищение ребенка.
Луис подошел к салону и отпер его. Щелкнул выключателями, зажегся свет, и призрачные звуки древнего духового инструмента наполнили комнату, потом раздалась барабанная дробь.
Пока играла древняя музыка его народа, он подошел к статуе матери, Эйлин-Рейнозо, и отца, Хуана Пабло, и прикоснулся к их рукам.
— Ama, Apa, soy yo su hijo, Luis
[61]
.
