Она собиралась перестать быть шлюшкой. Планировала купить красивый дом с цветами, деревьями, с лужайкой, и, если забеременеет, вырастить ребенка от победителя.
Глава 21
Отказываясь лечь и отдохнуть, как советовала донья Терезита, Мэгги ходила взад и вперед по «Йерберии Гваделупе», ожидая, когда Адамо Морелли постучит в дверь черного хода. Она позвонила ему, не зная, что еще можно сделать. Чтобы избавиться от репортеров, Терезита не стала открывать ставни на фасаде.
Мэгги пришлось сесть в кресло-качалку, но о том, чтобы вернуться в постель после пропажи новорожденного, не могло быть и речи. Если она потеряет сознание на улице, Адамо ей поможет, но Мэгги не верила, что это случится. Роды в воде были быстрыми и легкими.
Мэгги смотрела в гипнотические глаза портрета Терезиты, народной святой. Донью Терезиту назвали в ее честь. Говорили, что та, первая Терезита обладала волшебной силой и умела видеть то, чего не видели другие. Мэгги жалела, что не знает ее тайны, потому все утро у нее было ощущение, что она тоже что-то видела. Просто не могла вспомнить, что именно.
Она услышала из переулка голос, певший «О, Sole mio!» и поняла, что это Адамо. Не в силах сдержать счастье, он выплескивал его пением. Он постучал в дверь черного хода «Йерберии Гваделупе», и Терезита впустила его.
— Mia cara! — Он протянул руки. — Ты стала матерью! Поздравляю! Но разве тебе не следует лежать в постели?
Мэгги расплакалась.
Он бросился к ней.
— В чем дело? Почему ты плачешь?
— Сэм убежал с моим младенцем, Адамо!
Адамо сжал кулаки.
— Что? Я убью его! — Он обнял ее. — Не тревожься, дорогая. Я здесь. Мы найдем твоего ребенка. Скажи мне, это мальчик или девочка?
Она прислонилась к нему.
— Мальчик, красивый мальчик. Я назвала его Питером.
— Питер… Да, он должен быть красивым с таким чудесным именем. Я видел твое интервью по телевизору. Ты была прекрасна, дорогая. Как могли эти глупые люди подумать, что Питер — сын Бога? Он просто младенец.
— Это моя вина, — застонала она.
— Нет. Ты замечательная. Где телефон? Мы позвоним в полицию.
Она схватила его за руку.
— Нельзя. Тогда все узнают, и так уже слишком многое известно всем. Мне придется искать Питера самой, а потом я должна его спрятать. — Она села.
— Да, конечно. — Адамо опустился на колени возле кресла-качалки, погладил ее руку и задумчиво взъерошил свои черные волосы. Они молча смотрели друг на друга. — Да, конечно, — повторил он. — Дорогая, где мы будем искать?
— Я не знаю! Я не знаю! Я пыталась догадаться, куда Сэм мог его отвезти.
— У него есть здесь друзья, или родные?
— Нет. Погоди, да! — воскликнула Мэгги. — Да, есть! У него друзья по всему Нью-Йорку. Он встречается с ними каждую неделю в баре под названием «Молли Мэлоунз».
При мысли о том, что надо идти туда, упало сердце. Дружкам Сэма в «Молли Мэлоунз» она покажется безумной нянькой в ее ставшем свободным белом платье для беременных и белых туфлях, а не сестрой из церкви. Она представила себе их лица. Будут ли они ей сочувствовать? Или встанут на сторону Сэма, их друга?
Адамо поднялся.
— Я пойду туда немедленно.
Мэгги решилась.
— Я тоже.
Адамо предостерегающе поднял палец.
— Ты будешь отдыхать здесь. Это не подлежит обсуждению. Оставь это мне.
Они услышали мелодичный голос Терезиты:
— Я пыталась заставить ее вернуться в постель.
Адамо поцеловал Мэгги в щеку и вышел. Когда он оглянулся назад, Мэгги шла за ним.
Ожидая, когда Корал вернется, Сэм проводил время, открывая для себя своего сына. До рождения он не думал об этом, как об «открытии», но эти часы были именно открытием. Сэм чувствовал себя новым человеком, рискнувшим войти в область, о которой прежде и не подозревал, и где не было ничего, кроме любви.
Меньше сорока восьми часов назад он назвал бы это «телячьими нежностями». Какой мужчина может по уши влюбиться в существо, не способное держать головку? Сэм не чувствовал, когда это приближалось, не знал, что он на такое способен.
После ухода Корал в его сердце взошло солнце, в голове зажегся прожектор. Источником был Питер, его сын.
Прежде всего, он — само совершенство. На его пропорциональном лице Сэм видел милые младенческие щечки, пуговку носа, пухлый, но обещающий стать квадратным подбородок и потрясающие глаза, похожие на материнские. Только у нее они были зеленые, а у младенца бирюзовые, как океан, и такие огромные, что Сэм невольно ахал, когда они открывались. У него много светлых волос, как и у Сэма, когда тот был младенцем. Они с Мэгги оба несли ответственность за цвет его кожи: лоно матери было Ривьерой, в которой загорал Питер. Его ушки не казались смешными, как в детстве у Сэма, поэтому Питера не будут дразнить, когда он пойдет в школу.
Хотя его рост составлял всего пятьдесят три сантиметра, все члены на месте и работали, как убедился Сэм.
Питер родился с весом три килограмма шестьсот грамм, но Сэм заподозрил, что он уже похудел, и запаниковал. Он включил компьютер Корал и обнаружил, что тот защищен паролем, — странно, так как она сказала, что здесь никого из чужих не бывает. Сэм воспользовался гостевым входом, чтобы открыть сайт о младенцах. Очевидно, они не ожидали, что на него зайдет мужчина, потому что все на нем было розового цвета, но Сэм упорствовал и узнал, что новорожденные теряют в весе в первые десять дней. До этого их желудки не могут удерживать достаточно пищи для набора веса.
Но для Сэма самым замечательным было то, что он почувствовал, как его малыш проснулся и смотрел на папу. Казалось, Питер понимает, кто такой Сэм. Поразительно.
Экспериментируя, Сэм определил, что сын видит его лицо на расстоянии примерно двадцати пяти сантиметров. Если придвинуться ближе, глаза малыша начинали скашиваться к переносице. Но держась на нужном расстоянии, отец видел в глазах сына узнавание. Он успокаивался. И радостно улыбался. Награждал Сэма взглядом, полным доверия, словно говорил: «Привет, папа. Спасибо, что ты здесь. Знаю, что я в безопасности, когда ты рядом».
Когда Сэм увидел это в первый раз, он понял, что пропал. Что может сравниться с этим? Ничто. Ни деньги, ни секс. В тот момент, видя улыбку сына, Сэм поклялся быть рядом до конца жизни этого малыша. Даже когда Питер потом наморщил лобик и навалил гигантскую кучку в подгузник, Сэм воскликнул: «Молодец!» — и пошел за свежим памперсом, влюбленный по уши.
Два или три часа Сэм открывал для себя сына, звеня ключами, издавал разные звуки, беседовал с ним, носил его на руках по комнате, давал ему еду и мыл его, поглощенный наблюдениями за тем, как Питер реагирует на мир, в который был рожден. Только через какое-то время Сэма поразила мысль, что Мэгги скучает по всему этому. Он гадал, опомнилась ли она, когда обнаружила исчезновение Питера. Если она снова стала самой собой и захочет вернуть сына, он не станет разлучать их. Когда возьмут анализ на ДНК, она сможет получить Питера обратно.
