Дети вели себя просто очаровательно. Они вопили и горланили, впрочем, с моей точки зрения, в разума ных пределах. Мой сын Эрик потребовал, чтобы я сделал радио потише. Тут только я осознал, что мы слушали радио «Ретро» и выключил его совсем.
— Пап, — сказал Эрик (ему семь лет), — а хорошо бы делать машины сразу сплющенными. Такими, как та, впереди. Тогда после аварии не было бы заметно повреждений. Или, может, кто-нибудь скоро придумает машины, которые будут ездить верх ногами.
Думаю, парень мог бы продать эту идею на автомобильном рынке. Так что я ответил:
— Этим кем-нибудь будешь ты, Эрик.
Моя дочка Нина восторгалась походкой пожарных, их большими точно выверенными шагами. Саманта поинтересовалась у меня, как я думаю, простыни, которыми покрывают покойников, шьются специально для этой цели или нет. Я понятия не имел, так что ответил «да».
Все члены нашей семьи заметно оживились. Такими я их никогда не видел. Саманта в приступе счастья Даже запела по-тирольски. Она потянулась к моей руке и крепко в нее вцепилась. Затем она совсем сползла на мое сиденье, обняла меня сзади за шею и поцеловала меня приблизительно в область рта. Ничего себе!
После этого она так странно и пристально посмотрела на меня своими карими глазами. Я люблю эту женщину.
Я часто думаю, от чего приходят в восторг нынешние дети. НИ малейшей догадки. То видеоигры, то странный многосерийный фильм, то их сленг, не поддающийся расшифровке, — как за всем этим угнаться? Но сегодня случилось нечто приятное на вкус каждого. Настоящее событие. Или трагедия, если вам будет угодно. Смотря откуда посмотреть, конечно.
— Я насчитал шесть трупов, па, — воскликнул Эрик.
— Гляди! Видишь вон того, голого? — включилась Нина. — Он весь ярко красный, в черную крапинку.
Я притормозил. Это были Вы. Я остановил машину. Должно быть, в тот момент Вы были еще живы. Несмотря на то что это казалось невозможным. Ваша левая нога все еще подергивалась. В сегодняшней газете написали, что Вы скончались, как только Вас доставили в больницу. Ваши оторванные ноги были как-то противоестественно согнуты. Вы выглядели так, как выглядят Нинины куклы после того, как Эрик призывает их на военную службу в свою армию. Мне действительно очень жаль. У меня сложилось впечатление, что все до одной кости Вашего тела были сломаны. Одно неосторожное движение, и в результате такой ущерб. Я ожидал, что машины позади меня начнут сигналить, однако когда я посмотрел в зеркало заднего вида, то увидел, что все поглощены происходящим так же, как и мы.
Эрик уже успел наполовину высунуться из окна, прежде чем Саманта затащила его обратно.
— Ну, пожалуйста, мамочка, — захныкал он, — я хочу потрогать мертвецов.
— Послушай, Эрик, — сказал я, — мы здесь, и это самое главное. Скажи спасибо, что у тебя есть возможность наблюдать за происходящим хотя бы отсюда. Будь признателен за то, что вообще это видишь. И в любом случае, сынок, полиция не позволяет трогать тела. Эта привилегия есть только у членов семьи покойного.
— Но ведь это нечестно! — захныкал он.
— Ладно, хватит об этом, — оборвал я.
Наступил момент, когда пора было двигаться дальше, что мы и сделали. Я просто хотел сказать, если позволите быть до конца откровенным, что лично для меня моментом истины стало Ваше лицо. Это не было лицо в строгом смысле слова. Скорее живое мясо. И знаете, что поражает меня больше всего? Стоит содрать с наших лиц кожу, и мы тут же превращаемся в монстров.
С уважением, Небезразличный Свидетель.
ГИТЛЕР И ЛЫЖИ
Адольф Гитлер прославился отнюдь не своим умением кататься на лыжах. Горы пугали его, а заснеженные склоны вызывали стойкое отвращение. Скажем прямо: лыжник из него был никакой. Так, дрыгающиеся в разные стороны конечности — не более того. Его нервировал и раздражал шорох лыж, скользящих по снежному насту. Гитлер терпеть не мог сосульки: они свисали с усов, делая их похожими на моржовые клыки. На лице какого-нибудь английского лорда такие усы, возможно, и смотрелись бы импозантно, но Адольфу они определенно не шли… Как известно, каждого человека можно сравнить с каким-нибудь животным. Так вот, Гитлер на моржа никак не походил. Он производил впечатление существа, дышащего скорее жабрами, нежели легкими. Этакой амфибии. Белизна снега притягивала и манила его — так же, как Ахава
[16]
гипнотизировала белизна кита… Но Гитлер был нытиком: то он страдал от холода, то нянчил свои натруженные ноги, то жаловался на лыжные ботинки, натирающие его плоскостопные костистые ступни. Плюс к тому, у него были слабые лодыжки, а жесткое сиденье подъемника натирало ему яйца.
В те дни, когда Гитлер сидел в тюрьме, пописывая «Майн Кампф», он читал «Моби Дика» в переводе на немецкий — подарок Геббельса… Ах, старые добрые времена! В отличие от нынешних вездесущих европейцев-полиглотов, Гитлер никогда не предпринимал попыток выучить английский… Подобно множеству других одиноких мужчин того времени (да и не только того), он дрочил над той сценой из романа Мелвилла, где все моряки соединяют руки в бадейке с китовой спермой и давят липкие сгустки, распевая песенку о труде и душе. Да, жаль, что Лени Рифеншталь
[17]
не сподобилась вставить этакую сценку в свой «Триумф воли»… Впрочем, там она, скорее всего, оказалась бы не к месту…
У Гитлера никогда не было собственных лыж. Он предпочитал выставлять себя любителем, а не профессионалом, и, как любой обыватель, брал лыжи напрокат…
Что до проката, тут уместно будет заметить, что Гитлер с удовольствием одолжил бы заодно и какой-нибудь пенис побойчее своего собственного. Увы! Трансплантация органов — дело заумное, и, как было неоднократно доказано, пересадка нового, лучшего и перспективного члена может быть чревата самыми неприятными последствиями. Не говоря уж о пересудах толпы, которых никак не избежать… Член Адольфа болтался промеж ног, словно пустая банановая шкурка… А он-то мечтал, чтобы его хер вскакивал по первому зову, чтобы им можно было колотить по столам и по макушкам людей, и — если б его взвесили на почтовых весах — он потянул бы по меньшей мере на четыре фунта… Поразительно, как этот субтильный, хлипкий человечек, которого Адольф каждое утро видел в зеркале, сумел убедить людей в превосходстве своей расы? Сам вождь и его доверенные люди, которым он никогда не доверял полностью, были отвратительными созданиями. Одни жирные и неповоротливые, другие — тощие, с рябыми лицами. Они все были каким-то антиподом красоты… Короче говоря — уроды. Господин Фюрер amp; Со являли собой сборище болезненных, хилых людишек, не ведавших, что такое утренняя зарядка… В своих грезах Гитлер воображал, как мальчишки спускают подштанники и салютуют ему-нет, не вскинутыми руками, но своими молодыми, полными жизни, эрегированными фаллосами. Ах, эти длинные ряды чудесных столбиков, все как один поднятых под углом в сорок пять градусов!
