Ладно, если вам нужно пятнадцать, мы подождем.
Да!
Я увидел, что правовед приглядывается ко мне, улыбаясь. Теперь продолжил говорить наш старший коллега. Я был доволен.
Многие мероприятия, их организация, это было мое особое задание, однако если мероприятия не организовывались легко, легко для всех, правовед всех прощал. Он и старший коллега ехали в одной машине, и еще с ними был другой коллега, автомобильный гений, даже больше, если бы не его огромные способности, если бы его с нами не было, да, все было бы потеряно, это могу сказать.
Про всякие такие дела, большую напряженность, правовед говорил нам, Что тут поделаешь, не все можно контролировать, не волнуйтесь. Он часто вздыхал, но говорил не много, разве временами его глаза смотрели за нами, наблюдая, как мы реагировали, и также как армейские реагируют на нас, здесь ли коллеги, смотрят ли они на нас, боимся ли мы, или армейские боятся коллег. А в другие разы не смотрел, глаза открыты, но внутрь его собственной головы. Он часто зевал, извинялся ли, не всегда. Я думаю, он не замечал. Могу сказать, что я наблюдал за правоведом. Я гадал, слушает ли он людей.
И если случатся затруднения, больше, обернутся опасностью. Как он тогда себя поведет? У меня не было сомнений, у нас не было сомнений, его действия были бы соответственными, соответствующими. Да, это я знал. Все коллеги уважали его, я тоже. У него были с собой диски для компьютера, и он все время искал доступ к компьютеру, но за эту неделю пока доступа не получил. Он привез с собой один, но с тем что-то случилось, и теперь его не было, однако диски он сохранил для работы, готов был к таким осложнениям, и копии раздал другим коллегам. Да только на этой территории компьютеры были недоступны. Когда он спросил младшего сына, нет ли в его семье компьютера, младший сын сказал, что нет, он думает, что и в городе нет ни одного, хотя и не знает, и вышел, чтобы помочь с другими приготовлениями. Позже ему достали пишущую машинку, но правовед только один раз на нее и взглянул. Он был человек с большим животом, тяжелый, носил такую одежду, как белая рубашка и галстук с узором. Семья дала ему лучшее кресло, поближе к огню. Я видел, что ему неудобно, слишком тепло, да еще еда, тарелка с печеньями у него на коленях, печенья он не съел, ни одного. Дети поменьше не спускали с него глаз, надеясь на печенья. Члены семьи и присутствующие соседи тоже с него глаз не спускали. Наш старший коллега все еще говорил. Может скоро и замолчит. Он мог говорить целые периоды времени, длинные периоды. В доме теперь были многие. Это могло встревожить. Кто знал всех, которые набились сюда, мы поэтому полагались на младшего сына семьи, знакомого с этими личностями.
Через час будет пора идти на следующее собрание.
Теперь старший коллега не говорил. Смотрел на меня. Но я опять говорить не стал. Так что наступило молчание, это было неудобно. Некоторые смотрели на правоведа, думая услышать его рассказы, надеясь на это. Со времени, как он вернулся домой, газеты печатали истории, так чтобы дискредитировать его. Но людям эти истории нравились, и они гадали о нем, неужели все это правда, слухи про знаменитых людей, прекрасных актрис, неужели правовед с ними встречался, со звездами из фильмов, сексуальных фильмов, и тоже с людьми из рока. Но правовед не рассказывал. Я говорю, коллеги тоже были разочарованы, хотели послушать, как он рассказывает, а он не рассказывал, у них имелись к нему дальнейшие вопросы, о борьбе, как о нас думают заграничные люди, достойны ли мы. Он за одну неделю сказал совсем мало, с добрым утром, привет, как поживаете, спокойной ночи, и часто уставал, часто зевал, скучно ли ему было с нами, конечно.
Молчание было все дольше. Многие смотрели на правоведа, но он только залез в свою сумку, достал оттуда новую пачку сигарет и так помахал рукой, можно ли курить, отдал пачку младшему сыну, повел пальцем, чтобы младший сын предложил сигареты членам семьи, его отцу тоже, тот взял одну. Коллеги могли сопровождать начальств и заграничных гостей, у которых были материалы, однако они и не думали распределять их, а вот правовед делал так все те дни с нами, все сигареты, было ли у него бренди, да. Младший сын протягивал пачку другим, не многие взяли по одной. Однако женщина, старая женщина, она взяла одну, глядя на правоведа, я заметил, она все так пристально на него смотрела, так пристально. Она была пожилая, лицо худое, как это, изношенное, морщинистая морщинистая кожа, вся в складках, глубоко внутрь, плечи округленные, а спина у нее, она казалась искривленной. Младший сын взял у правоведа спички и зажигал для курильщиков. Старой женщине он спичку не предложил, а вместо посмотрел на мать, которая сидела с ней рядом. Потом дал сигареты мне и старшему коллеге, и себе одну взял. Я видел, его отец следит за ним и за мной тоже. Сигаретный дым теперь плавал клубами. Дочь семьи подошла к окну, открыла.
Можно я расскажу про старую женщину, что она держала сигарету неловко, и все в ней было такое неловкое, не знала, как, сидит, выпрямившись, потом скрещивает ноги, потом поднимает их в кресло, садится на них, держится, за лодыжки, голова наклонена, раскачивается, назад, вперед, верхняя часть тела. Я увидел, ее глаза закрылись, и слюна изо рта, так люди бывают в трансе, я видел в трагедиях, когда потрясение, люди потом остаются такими, в трансе. Ее глаза открылись. Ребенок был рядом, маленькая девочка, женщина глядела на нее.
Я уже говорил, что люди молчали. Они так и оставались, не считая интерлюдии с сигаретами. Теперь докурили и опять замешательство и опять заговорил мой старший коллега, взглянув на меня. Он сказал, Мне пришел в голову человек, которого мы сопровождали несколько недель назад, больше, два месяца три месяца. Он теперь благополучно уехал из нашей страны. Некоторым здесь известно его имя.
И мой коллега назвал его имя. Правовед заинтересовался, он очень хорошо знал эту личность. И другие члены семьи и соседи тоже слышали о нем и заинтересовались. Он был широко известен и любим также коллегами, для которых он стал большим развлечением, имитатором людей, это была его самая сильная сторона. Никто об этом не знал, пока не стал его сопровождать, и тогда они его узнали, как мы узнали правоведа, и так мой старший коллега продолжал несколько коротких секунд, как вдруг заговорила старая женщина, да, внезапно, перебивая, глядя только на мать семьи. Старший коллега перестал говорить. Женщина сказала, Кто теперь защищает нас, нас защитить некому. Она указала на правоведа. Он хороший человек, что это, хороший человек, он такой? Он защитил бы сыновей этой семьи, но не моей. Он это сделал, для наказания, те, кто убил двух мальчиков, они наказаны. Ваших чудесных мальчиков! сказала она матери семьи. Они наказаны, которые сделали это, грешники.
Наказания не было, сказал мой старший коллега.
Да, сказала женщина.
Нет.
Все знали их имена, так и были наказаны эти грешники, их семьи, наказание. А кто теперь защищает нас, нас защитить некому.
Правовед курил сигарету.
Всем было неудобно. Младший сын взглянул на отца.
Некому защитить мою семью, сказала женщина.
Наш коллега сказал, Это неуважение, то, что вы говорите.